— Сколько букв, а? — сказал он.
— Это книга. В книгах обычно бывает очень много букв. Чем могу быть вам полезен, сеньор?
Человек вернул книгу на место, рассеянно качая головой и явно игнорируя мой вопрос.
— Вот я и говорю. Читают те, у кого много времени и кому нечего делать. Например, женщины. Кто работает, тому не до сказок. Вкалывать надо. Как по-вашему?
— У каждого свое мнение. Ищете что-то из книг?
— Это не мнение, это факт. Люди не хотят работать — вот что сегодня происходит в этой стране. Слишком много бездельников, вам так не кажется?
— Не знаю, сеньор. Возможно. Здесь, как вы уже, наверное, заметили, мы всего-навсего книги продаем.
Посетитель подошел к прилавку, его бегающий взгляд обшаривал все вокруг, периодически встречаясь с моим. Внешность человека и его жесты мне показались смутно знакомыми, хотя я никак не мог вспомнить, откуда я его знаю. В нем было что-то от фигур, изображенных на картах ясновидцев и предсказателей, он был похож на персонажа, сошедшего с гравюр какого-нибудь первопечатника — такой же мрачный и будто накаленный добела, словно проклятие, облаченное в воскресный костюм.
— Если вы мне скажете, чем я могу быть вам полезен…
— Скорее это я пришел оказать вам услугу. Вы хозяин этого заведения?
— Нет. Оно принадлежит моему отцу.
— Имя?
— Мое или моего отца?
Странный человек посмотрел на меня, насмешливо улыбаясь. Надо же, улыбчивый какой, подумал я.
— То есть название «Семпере и сыновья» имеет отношение к вам обоим.
— Вы весьма проницательны. Могу я поинтересоваться, что привело вас сюда, если уж вас не интересуют книги?
— Причина моего визита — кстати, визита вежливости, — предупредить вас, что до меня дошли слухи о ваших связях с неблагонадежными людьми, в частности, с преступниками и извращенцами.
Я в остолбенении уставился на него:
— Что, простите?
Посетитель пристально взглянул мне прямо в глаза:
— Я имею в виду педерастов и воров. И не вздумайте сказать, что не понимаете, о чем речь.
— Боюсь, я действительно не имею ни малейшего представления, о чем вы толкуете, равно как и интереса продолжать слушать этот бред.
Человек молча кивнул, выражение его лица стало жестким и угрожающим.
— Ничего, перетопчетесь. Я полагаю, вы должны быть в курсе дел гражданина Федерико Флавиа.
— Дон Федерико — часовщик из нашего квартала, замечательный человек, и я очень сомневаюсь, что он может быть преступником, как вы утверждаете.
— Я говорил о педерастах. Мне известно, что этот голубок частенько наведывается в ваш магазин, предположительно, чтобы купить себе несколько слюнявых или даже порнографических книжонок.
— А вам-то что за дело, позвольте узнать? Вместо ответа он вытащил из кармана бумажник и, раскрыв его, положил на прилавок. Там оказалось засаленное удостоверение полицейского с фотографией этого самого типа, стоявшего сейчас передо мной, только на фото он выглядел несколько моложе. Я прочел надпись: «Старший инспектор полиции Франсиско Хавьер Фумеро Альмуньис».
— Так что разговаривайте со мной с надлежащим уважением, молодой человек, не то я устрою вам и вашему отцу такое, что мало не покажется, за то, что торгуете здесь разной большевистской дрянью. Я понятно выражаюсь?
Я попытался что-то ответить, но слова застряли у меня в горле.
— Значит так, меня сюда привело не только это жалкое подобие мужика. Рано или поздно, он все равно окажется в отделении, как и все его дружки, а там уж я с ним разберусь. У меня есть информация, что в вашем магазине работает один мазурик, неблагонадежная личность самого низкого пошиба.
— Я не понимаю, о ком вы говорите, инспектор. Фумеро вновь засмеялся своим лакейским и липким смешком старой сплетницы.
— Бог его знает, какое имя он взял себе сейчас. Несколько лет назад он назывался Вилфредо Камагуэй, мастер мамбо, и утверждал, что является экспертом колдовства Вуду, учителем танцев дона Хуана де Бурбона[ 48]
и любовником Маты Хари. Очень часто он присваивал себе имена послов, известных артистов и даже тореро. Мы в полиции уже со счета сбились.— Сожалею, что не могу вам помочь, но я действительно не знаю никого по имени Вилфредо Камагуэй.
— Разумеется, не знаете. Но вы прекрасно понимаете, кого я имею в виду, не так ли?
— Нет, не понимаю.
Фумеро снова усмехнулся, и этот вынужденный манерный смех говорил о нем красноречивее любых слов:
— А вам нравится все усложнять, верно? Я пришел сюда как друг, чтобы предупредить: тот, кто пустит к себе в дом неблагонадежного, рискует сам обжечься, а вы обращаетесь со мной как с каким-то пройдохой.
— Очевидно, вы неверно меня поняли. Я очень благодарен вам за ваш визит и предупреждение, но я вас уверяю, что…
— Оставьте ваше дерьмо при себе. Да если бы у меня яйца зачесались, я врезал бы вам пару раз и закрыл бы к чертовой матери вашу лавочку. Но сегодня я добрый, так что делаю вам пока только предупреждение. С кем водиться — дело ваше. Раз вы предпочитаете воров и гомиков, значит, в вас самом есть что-то и от тех и от других. Что касается меня, то здесь все предельно ясно: либо вы со мной, либо против меня. Такова жизнь. Так на чем мы остановимся?