Тень воина

Гаврила поднял голову. Над ним, шагах в тридцати, если б, конечно, эти шаги можно было сделать вверх по скале, виднелась человеческая голова. Друзей в округе у Масленникова не было, и он потянулся к мечу, но, так и не положил руку на рукоять. Долго копаться в памяти не пришлось. В синем от холода человеке, до бровей запорошенном снегом, он узнал жреца, встретившего его у святилища.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга. На лице жреца примёрзла то ли улыбка, то ли оскал. Гаврила не сумел распознать что именно, а просто встал, радуясь тому, что нашёлся повод остановиться. Ветер трепал волчевку, стараясь сдуть вниз, и он, ухватившись за промороженный камень, прокричал сквозь него.

— А ты откуда тут? Чего тебе дома не сиделось?

Жрец не ответил. По синей от холода коже пробежала волна движения, и Гаврила словно услышал, как со скрипом натянулась смёрзшаяся кожа, щёлкнув, повернулись кости. Преодолевая холод, жрец с трудом сделал шаг, другой и скрылся за камнем. Звал он его куда-то что ли? Или наоборот заманивал?

Гаврила покачал головой, удивляясь происходящему. От холода он плохо соображал. Мысли, словно ленивые рыбы в ледяной воде, медленно толкались в черепе, и вдруг всё встало на свои места.

Глыба качнулась вперёд, потом назад, и снова вперёд. Масленников словно бы увидел, как мститель за поруганного Бога навалился на гранитную глыбу худым плечом и толкает, толкает её вниз…

Он только не мог сообразить — зачем? Камень мог упасть, самое близкое, в десяти шагах впереди. Совсем старик умом двинулся на морозе, что ли? Или мозги напрямую отморозил?

Камень упал с третьего толчка. Он отпрыгнул, оттолкнувшись от скалы, и рухнул на снег. На мгновение глыба замерла, сдерживаемая льдом, но смёрзшийся снег не смог удержать её, и она провалился вниз, насквозь пробив снежный мост.

Вот тут Гаврилу и осенило!

Он вскрикнул, но ветер затолкал крик назад вместе с пригоршней снега, да и кто бы услышал его, если б он закричал? Только снег и ветер, а этим двоим было всё равно: уцелеет он или нет…

Мост под ногами дрогнул и медленно, словно нехотя поехал вниз. Гаврила козлом скакнул вперёд, пытаясь обогнать смерть раз, другой…

Перед глазами мелькнуло только что виденное — пропасть, заполненная пляшущими снежинками и каменные стены уходящие в бездну.

Замёрзшие рыбы в голове всплеснули хвостами и бросились в разные стороны, а сам он прыгнул вперёд, пытаясь ухватиться за камень, но промахнулся. Скрюченные пальцы только скользнули по ледяной корке, и обрушившийся сверху поток рыхлого снега увлёк его за собой.

Глава 37

То, что Смерть его не нашла и в этот раз, он понял едва пришёл в ум.

Холод, темнота и резь в груди это не смерть, это жизнь! Эти чувства вынули его из небытия, заставили тело изогнуться в приступе кашля. Только эти три ощущения связывали его с миром. Ещё не пошевелив рукой, он попробовал вдохнуть. Получилось!

Воздух вошёл в грудь, сделав ощущения холода внутри совершенно невыносимым.

Рук он не чувствовал и даже не знал есть ли они ещё у него. С ногами было лучше — что-то там всё-таки чувствовалось от колен и выше.

Он попытался встать, но не смог пошевелиться. Страх пружиной развернулся, когда он, представил в навалившейся тьме заледенелые обломки на месте рук, и ног и самого себя — безрукого и безногого, остывающего в снежной могиле, но в этот раз страх не дал ему силу. Спасительный пот не выступил на замёрзшей коже, оставив его беспомощным во власти тьмы и холода, но отчаиваться было рано. Он всё ещё был жив!

Стучало сердце, хлопая по рёбрам, грудь просила воздуха…

Представив, где должны быть плечи он по привычке шевельнул ими. Тишина вокруг рассыпалась хрустом. Он не понял что там хрустело — то ли кости, до нечувствительности прихваченные морозом, то ли это снег хрустел, сминаясь под ним… Но обошлось!

Дёрнувшись всем телом, Гаврила смог освободить руки. Он не видел их и не чувствовал, но откуда-то знал, что они у него есть. Ничего не видя, он несколько раз ударил руками о тьму вокруг себя. Левая рука откликнулись тупой болью, и Масленников сообразил, что попал по камню. Спеша разогнать кровь, он ударил туда же правой рукой и обрадовался боли, почувствовав, как от отмороженных пальцев та взлетела к плечу.

Снег показался ему огромным зверем и он, как учил Мусил, зарычал, нагоняя боевую злость, но его хрип не ушёл никуда дальше снежной могилы, затерялся между снегом и льдом.

Сбросив с лица мелко искрошенный лёд, Гаврила руками толкнул снег над собой. Темнота там треснула, он услышал, что что-то посыпалось, и над головой мелькнул тусклый свет.

Теперь он мог разглядеть себя.

Изломанные пальцы казались когтями. Они не разгибались и, чтоб почувствовать их, Гаврила попытался сжать кулаки. Ничего не вышло. Руки не повиновались ему.

В отчаянии закусив губу, он несколько раз тряхнул плечами, разгоняя кровь.

Боль была неожиданной, но и она была счастьем.