Тень ворона

— Я рада, что встретила тебя до начала богослужения, — сказала ему Диота. — Я принесла мазь, которую ты мне давал. Там осталась еще половина, а мне она больше не нужна. Жалко, если зря пропадет. В эти зимние дни она, наверное, то и дело кому-нибудь требуется.

Баночка с мазью лежала у нее в сумке, висевшей на поясе. Диота достала ее из-под плаща и вынула глиняную баночку, крепко запечатанную деревянной крышечкой. Женщина протянула ее Кадфаэлю на ладони и, едва улыбаясь, спокойным голосом сказала:

— Все мои царапины зажили, а мазь может еще кому-нибудь пригодиться. Я возвращаю ее с благодарностью.

На протянутой ладони, на которой она держала баночку, белели еле заметные следы заживших царапин. От ссадины на виске осталось только продолговатое бледно-розовое пятнышко, синяк уже совсем сошел.

— Ты могла бы оставить ее у себя на всякий случай, мне будет только приятно, — сказал Кадфаэль, принимая баночку. — Зачем же! Если понадобится, я попрошу снова, ведь я, наверное, буду здесь жить, — ответила Диота.

Она с достоинством поклонилась и повернулась, чтобы идти в церковь. Через ее плечо Кадфаэль поймал полный доверия взгляд голубых, словно колокольчики, и ясных, как небесная лазурь, глаз Санан. Девушка переглянулась с ним, словно они были заговорщиками. Затем она отвернулась от него, взяла под руку свою пожилую приятельницу, и они обе пошли, удаляясь от него, через двор к открытой западной двери церкви.

Ниниан проснулся, когда уже давно рассвело, с тяжелой и туго соображающей головой, что было неудивительно: полночи он никак не мог уснуть, а потом забылся беспокойным сном. Он встал и, не глядя на лестницу, одним прыжком соскочил с сеновала, затем вышел на свежий воздух. Утро выдалось сырое и зябкое, и Ниниан сразу взбодрился, освободившись от тумана в голове. Стойла для коней были пустыми. Верный слуга Свейн, чья хижина стояла неподалеку от города, уже побывал на конюшне и вывел коней попастись на огороженном выгоне. Им следовало немного размяться, так как в морозные дни их не выводили и они совсем застоялись. Сейчас они вовсю наслаждались свободой и носились по лугу, радуясь свету и воздуху. Кони были молодые, резвые и давно стояли без дела, так что поймать их и взнуздать будет нелегко. Однако сегодня это вряд ли могло понадобиться.

Остальная скотина еще томилась в коровнике; когда Свейн вернется, он выпустит коров на прибрежный луг. Конюшня и коровник стояли на широкой поляне между лесистыми холмами, которые расступались с одной стороны, открывая вид на реку. Это было уединенное местечко! С западной стороны под деревьями журчал ручеек, сбегавший к Северну; туда-то сейчас и направлялся Ниниан, чтобы стряхнуть сон. Сняв кафтан и рубашку, он, вздрогнув от холода, сунулся головой в воду, затем поднялся, поеживаясь, перевел дух после холодного купания, но с удовольствием ощутил прилив бодрости, сразу разгорячивший кровь и подхлестнувший вялые мысли. Юноша замотал головой, отряхиваясь от воды, причесал пятерней густые кудри, пробежался несколько раз, что было духу, вокруг лужайки, подхватил с земли свою одежду и припустил обратно под крышу конюшни; там он хорошенько вытерся чистой дерюжкой и оделся, готовясь встретить все, что принесет с собой начавшийся день. День обещал быть долгим и полным тревог, но сейчас вселял бодрость и надежду. Ниниан причесался, насколько это было возможно голыми руками, и уселся на сложенное кипой сено завтракать. Он как. раз принялся жевать ломоть хлеба, закусывая его яблоком — все это принесла ему Санан, — как вдруг на тропинке, ведущей к дверям конюшни, раздались шаги возвращающегося пастуха. Или это не Свейн, а кто-то другой? Перестав жевать, Ниниан замер, прислушиваясь, с недожеванным яблоком за щекой. Было тихо, а Свейн всегда предупреждал о себе свистом, да и шаги показались Ниниану непривычно торопливыми, ибо шуршали на каменистой, заросшей травой тропе. Ниниан мгновенно вскочил, взобрался на сеновал и там замер над открытым люком, готовый встретить нежданного гостя.

— Ты здесь, хозяин? — громко окликнул его вошедший. Все-таки это оказался Свейн, но он так спешил, что совсем запыхался и второпях даже забыл посвистеть на подходе к конюшне. — Где же ты, парень? Давай спускайся!

Ниниан шумно перевел дыхание, высунулся из люка и, повиснув на руках, спрыгнул на пол.

— Ну, Свейн, испугал же ты меня, ей-богу! Я уж было за кинжал схватился! Ведь я тебя сначала не узнал. Думал, что могу узнать тебя с закрытыми глазами, а сейчас принял за чужого. Так в чем же дело?

На радостях, что все обошлось, он облапил друга одной рукой, а другою немного оттолкнул от себя и быстро оглядел его с головы до пят:

— Господи! Какой ты сегодня нарядный! Это в честь чего?