Тень всадника

Прибыв в Будапешт, Рауль Валленберг первым делом стал искать встречи с Эйхманом. И встречаться с разномастными людьми, которые встречались с Эйхманом. Город наводнили авантюристы и авантюристки всех мастей. Еще бы, после высадки американцев во Франции Будапешт служил как бы последним курортом для офицеров вермахта. Здесь в театрах играли оперетты, в ресторанах подавали гуляш и наливали токай, дамы были очень отзывчивы, и, прогуливаясь по набережным Дуная, никто не опасался выстрела в спину - идеальное место высоким чинам отдохнуть от трудов праведных. От трудов праведных в Польше, Югославии и на Восточном фронте... А наиболее проницательные чины уже догадывались, что знакомство со шведским дипломатом, таким любезным и щедрым, скоро может оказаться весьма полезным. Услуга за услугу. И Валленбергу организовали встречу с Эйхманом.

Официально никакой встречи не было. Эйхман не хотел, чтоб у Шелленберга был повод нашептать фюреру, будто он, Эйхман, имел контакт с дипломатом нейтральной страны. Просто на приеме в турецком посольстве Эйхман уединился с послом для конфиденциальной беседы - по просьбе посла, и тут совершенно случайно в кабинете появился Рауль Валленберг, и тут (стечение обстоятельств!) посла срочно вызвали в шифровальное бюро на радиосвязь с Анкарой. И посол, принеся тысячу извинений, пообещал вернуться через минуту. Посол вернулся через двадцать пять минут. Обычно посла не спрашивают, о чем он разговаривал с правительством своей страны. Посол в свою очередь не спросил, как скоротали время его дорогие гости. Наверно, разговаривали о погоде или обсуждали нравы темпераментных мадьярок. Посол поблагодарил графа Валленберга, что тот не оставил в одиночестве его превосходительство герра Эйхмана. Швед понял намек и удалился.

...Пожалуй, никогда еще Рауль Валленберг так тщательно не готовился к "случайной встрече". По крупицам он воссоздал для себя психологический портрет человека, которому поручили осуществить Окончательное Решение. И не ошибся. Эйхман не был фанатиком, не был злодеем. Он был человек Приказа. Если бы ему приказали вывезти евреев за пределы рейха в целости и сохранности, он бы выполнил приказ, да еще бы отличился - вывез с комфортом. Но ему приказали их уничтожить. Он и тут отличился: понастроил газовые камеры, чтобы увеличить, так сказать, производительность труда, пропускную способность лагерей смерти.

Информацию о газовых камерах Валленберг отправил в Стокгольм. Складывалось впечатление, что ему не очень поверили...

Итак, Эйхман не был чудовищем. Хуже. Исполнительным чиновником, методичным и пунктуальным. Вышколенным слугой своего хозяина. Однако, как и у всех слуг, для которых главное Приказ, у Эйхмана было слабое место. Он преклонялся перед элитой власти. И, как прирожденный слуга, кожей, нутром чувствовал присутствие Барина.

В последние годы Эйхман привык, что его все просят. Униженно, заискивающе, сохраняя достоинство, или как бы между прочим - но просят. Все, всюду и всегда. Слуге, дорвавшемуся до власти, было чрезвычайно приятно выслушивать просьбы и, еще слаще, отказывать. И он отвергал взятки потому, что тем самым он доказывал им, предлагавшим взятки, что он, Эйхман, отныне тоже Сеньор.

Естественно, Эйхману давно доложили о странном интересе, который проявляет шведский аристократ к этим... ничтожным, сопливым, вшивым... и когда посол, применив неуклюжую восточную хитрость, оставил их наедине, Эйхман ждал от дипломата просьб, завуалированных денежных посулов или, если дипломат и впрямь друг третьего рейха, за коего он себя выдает, внятных объяснений своего поведения.

...В первые секунды Эйхман не понял, о чем с ним говорит граф Валленберг. А когда понял, невольно вытянулся и начал почтительно внимать каждому слову. Граф говорил о мистике Нордической Расы, об историко-философском аспекте Великих Северных Легенд. Тема, на которую фюрер любил рассуждать лишь с самыми близкими к нему людьми.

Постепенно Валленберг перешел к повседневности. Вскользь, без малейшего педалирования, промелькнули имена: Вальтер Шелленберг, фон Риббентроп... Эти Шелленберги, Валленберги - высокая каста, всегда у власти, подумал Эйхман, не то что он и Борман, парвеню, выходцы из семей галантерейщиков и мясников.

- Мне нужны подданные шведской короны, - сказал Валленберг, - я их вывезу на родную землю. Нас очень мало, шведов.

- Граф, - позволил себе реплику Эйхман, - вы говорите, как король Швеции.

Безошибочное собачье чутье слуги его не обмануло. С Эйхманом действительно беседовал король Швеции. Причем не нынешний осторожный Густав, а король той Швеции, что присоединила к себе Норвегию и держала гарнизоны в Северной Померании, - Карл Четырнадцатый. Могущественный владыка. Не беседовал, а давал аудиенцию.

Расчет Валленберга и строился на том, что Эйхман поймет: ему соблаговолили дать аудиенцию. Кто-то из сильных мира сего, скрывающийся под именем шведского дипломата. И пусть потом Эйхман ломает голову, что все это означало. А он, Валленберг, посмотрит на результат.