- От тебя пахнет кровью, - шепнула Мария. - Мне страшно. Вдруг ты однажды уйдешь и не вернешься?
- Пока сияют Четыре алых камня, светят Четыре звезды и текут Четыре прохладных потока, я не покину тебя, - прошептал Саймон в ответ.
- Какие странные слова. Будто из древней сказки...
- Это пожелание тайят, с которым обращаются к другу и к женщине. Странное? Может быть... Но мы, люди, тоже странные - с их точки зрения.
- Почему? У нас слишком мало рук и мы устроены по-другому?
- Нет, милая. Мальчишкой я любил девушку-тайя, и руки нам не мешали. Разница в другом. Тайят редко испытывают одиночество - я ведь рассказывал тебе, что у их женщин всегда рождаются близнецы, а значит, у всякого тай, воина или ремесленника, есть брат-умма, а у всякой девушки - се-стра-икки. Связь меж ними не прерывается никогда; братья берут в жены сестер, и потому четыре - это семейный символ, число, приносящее удачу. Иное существование кажется им непонятным и странным, даже бедственным и уж, во всяком случае, - недостойным. Мы, люди, для них - ко-тохара, неприкаянные, лишенные счастья иметь брата или сестру и прожить с ним или с нею всю жизнь.
- Да, странно... - Мария погладила волосы Саймона. - Знаешь, я рожу тебе много ребятишек, и среди них, наверное, будут двойняшки. Но если б я имела сестру, то не смогла бы делить тебя с ней. - Она встрепенулась и, приподнявшись на локте, заглянула ему в лицо. - Или ты думаешь иначе? Как тай, не как человек?
- Я думаю точно так же. Если б у меня был брат, мне не хотелось бы делить тебя с ним. Все-таки я человек, милая... Во всяком случае, в землях мира.
- В землях мира? Что это значит, Дик?
- На Тайяхате один большой континент, и в его западной части есть гигантская река. В верхнем течении ее называют Днепром, и там стоит Смоленск, мой город, перенесенный из России; Днепр сливается с Гангом у Развилки, у индийского города Бахрампур, а дальше течет Миссисипи - течет к Новому Орлеану и Средиземному проливу. Есть там и другие города, американские, польские, шведские, но все они - в Правобережье, которое тай даровали людям. Колонистам с Земли, понимаешь? Моим предкам. А Левобережье - это огромный край, больше земной Евразии, и там есть другие реки, дремучие джунгли и водопады, горы, встающие до небес, равнины и плоскогорья, открытые солнцу, с лугами и рощами. Там...
- И все это - земли мира?
- Нет. Земли мира - это места с благодатным климатом, обычно в горах, у водопадов, или у полноводных рек. Там, в женских поселках, живут тайят, и там властвуют женщины; там мужчины не смеют обнажать оружие и наносить раны. Нет, не так... - Саймон пошевелился, устраиваясь поудобнее. - Не смеют - не то слово. Понимаешь, это просто не приходит им в голову, так уж устроены тай. Те, кто хочет воевать, спускаются в лес, в земли сражений, объединяются в кланы и бьются друг с другом. Чтоб доказать свою силу и доблесть.
- И ты воевал? - тихо спросила Мария.
- Да. Мой отец - ксеноэтнолог, и восемь лет мы прожили с тайят. Все мое отрочество и юность. Потом я стал Тенью Ветра и спустился в лес вместе с Чочем, сыном Чочинги, моего Наставника. Чоч был великим воином, из тех, чей Шнур Доблести свисает до колен. Когда Чочинга переселился в Погребальные Пещеры, он занял отцовское место и обучает теперь молодых.
- А что было прежде, до леса? До того, как ты отправился воевать?
- Я был Диком Две Руки и жил в Чимаре, женском поселке на склонах Тисуйю-Амат, что означает Проводы Солнца. Но об этом я тебе рассказывал, милая.
- Расскажи еще раз, - прошептала Мария и крепче прижалась к Саймону.
* * *
КОММЕНТАРИЙ МЕЖДУ СТРОК
Перед доном Грегорио лежали два листа бумаги. Один был измятым, грязным, в пятнах засохшей крови, с оборванными краями и парой фраз, торопливо написанных карандашом; к тому же в него завернули металлический предмет крохотную пулю с расплющенным кончиком, не больше половины ногтя на мизинце. Второй, плотный желтоватый лист радовал взгляд убористым аккуратным текстом. Строчки были ровными, буквы - четкими и ясными, но в общем эта бумага казалась обезличенно-стандартной; такие документы составляли полицейские писари под диктовку своих бугров.
Сверху листа значилось:
"Донесение.
Кабальеро Карлу-Капитану Клыкову, ягуар-полковнику, пахану и бугру Первой бригады от Бучо-Прохора Переса, капитана-каймана, бугра Третьей бригады".
Сбоку от этого заголовка разбегались корявые буквы - пометка Карло Клыка:
"Дону Грегорио - для сведения. Остаюсь в почтительном ожидании приказов. Не подвесить ли шутника Прошку над ямой ? Но как, мой дон? Вниз головой или вверх ногами?"
Грегорио с неодобрением поморщился. В Регламенте Наказаний перечислялись тридцать две позиции, в которых вешали преступников, и "вниз головой" - оно же "вверх ногами" - было не самой мучительной пыткой. Клык мог бы остановиться на чем-то более оригинальном. Кроме того, ему полагалось не забывать о предпочтениях хозяина, имевшего собственное мнение по данному вопросу: дону Грегорио нравилось, когда вешали за ребро на остром железном крюке.