Тень Земли (Дилогия о Дике Саймоне, Книга 2)

Слова его походили на молитву или магическое заклятье, призванное оживить мертвецов. Впрочем, здесь их не было; все они пребывали в добром здравии на планете Южмерике, покинув этот край, отданный во власть чудовищ.

- ...Чахард, Артигас, Мерседес, Ривера, Баже, Каразинью, Пасу-Фунду, Эрешин...

Майк-Мигель встрепенулся.

- Что это, брат Рикардо?

- Бразильские города, стоявшие некогда в Разломе. Теперь они - там! Саймон поднял лицо к небу.

- Они - там, а мы - здесь, - грустно откликнулся Гилмор. - Последние люди на Земле, неудачники и отщепенцы, потомки таких же неудачников и отщепенцев. Что нам осталось, брат Рикардо? Что? Разлагаться и гнить, горюя о несвершившемся? Оплакивать прошлое и собственную судьбу, страшиться будущего и проклинать настоящее? А настоящее... Вот оно! Смотри! - Он вытянул руку над простиравшимся внизу хаосом, над землей, испещренной длинными вечерними тенями, и повторил: - Вот - настоящее! Жуткое, мерзкое, убогое! Ибо наш мир - лишь отблеск прежнего мира, жалкая тень минувшего, и сами мы - тени, рыдающие на пепелищах.

Горе его было непритворным, печаль - искреннее, обида - тяжкой. Обняв Гилмора за узкие плечи, Саймон склонился к нему, коснувшись щекой жестких завитков волос, и прошептал:

- Ты в самом деле поэт, Мигель. Ты говоришь как поэт и чувствуешь как поэт... Это - твой крест и твое счастье... Или я не прав?

- Прав, мой звездный брат.

Майкл-Мигель отстранился, шагнул к обрыву и замер с полуприкрытыми веками. Шрамы его налились кровью и потемнели, лицо сделалось отрешенным и будто утратило негроидные черты; полные губы усохли, нос заострился, темная кожа плотнее легла на скулах и подбородке, на челюстях обозначились желваки. Текли минуты. Саймон ждал, не прерывая молчания, слушая посвист ветра в скалах и шелест пальм на речном берегу.

Наконец к ним добавилось нечто новое - звук человеческого голоса: Мертвые тени на мертвой Земле Последнюю пляску ведут, И мертвые ветры, вздымая пыль, Протяжно над ними поют.

Змеится, кружится их хоровод Меж кладбищ, руин и гор, \ Сплетая тени Земли и ветров В призрачный смертный узор...

Гилмор смолк, потом задумчиво произнес:

- Пятый Плач по Земле, брат Рикардо. Всего же я написал их восемь и решил на том остановиться. Слезами делу не поможешь, верно?

- Слезами - нет, но слово порой летит подальше пули и бьет сильней клинка. Летит до самых звезд. Мигель внезапно улыбнулся.

- Хотя бы до Луны, до передатчика, о котором ты рассказывал... Если б я мог уничтожить его своим словом!

- Ну, уж это - моя забота, - сказал Саймон.

* * *

Они добрались до Сан-Эстакадо в первую неделю ноября. Здесь, на двадцать шестой параллели к югу от экватора, этот сезон не был похож на весну: солнце жгло безжалостно, с восточного плоскогорья Серра-Жерал и с юга, из Разлома, налетал жаркий ветер, и лишь близость огромной реки спасала фруктовые деревья, поля маиса и кофейные плантации от губительного зноя. Климат явно изменился к худшему, думал Саймон, вспоминая нудные ливни в Харбохе, засуху в Пустоши и пыльные бури за Рио-Негро. Этому могло быть несколько причин, излагавшихся в полученных им директивах: таяние полярных льдов, влиявшее на уровень Мирового океана, расширение пустынных зон и бесплодных территорий на всех континентах, подвижки земной коры, вызванные процессом межзвездной трансгрессии. Многое изменилось на Земле; суши стало поменьше, воды - побольше, и оставалось только гадать, куда теперь дуют ветры и стремятся океанские течения. Возможно, Гольфстрим уже не омывал американских берегов, вечные льды не покрывали Гренландию и Антарктиду, а озоновые дыры над полюсами дотянулись до севера Евразии и мыса Горн...

Саймон размышлял об этом, шагая со своими спутниками по пыльной грунтовой дороге, кривым ятаганом рассекавшей прибрежную степь. Петр-Педро, муж многоопытный и осторожный, высадил их ночью в маленькой бухточке в пяти лигах от города и долго мялся, будто хотелось ему на прощание что-то сказать или чего-то попросить. Саймон было решил, что денег, но капитан, преодолев смущение, пробормотал:

- Ты... это... брат Рикардо... парней моих с собой не заберешь? Они просятся, да и тебе польза. Парни-то крепкие, здоровые, чего им в Харбохе пропадать? А ты бы их к делу пристроил...

- К какому делу? - поинтересовался Саймон.

- Ну, известно к какому. Я ведь, брат Рикардо, не чурка дубовая, соображаю, зачем ты в Рио идешь. Ты - большой человек, и дело твое большим будет. Порастрясешь столичных гнид, пустишь из них кровушки... А для того тебе надобны бойцы да отстрельщики, паханы да мытари, ну и, конечно, "шестерки" из молодых вроде моих парней. Сегодня - "шестерки", а завтра, глядишь, выбьются при тебе в паханито.