Тень Земли (Дилогия о Дике Саймоне, Книга 2)

Еще одна девушка - мотылек, с которым можно наиграться и отпустить к другим медоносным цветам? Он чувствовал, что это не так. Он знал женщин, и женщины ему благоволили; он обладал той мужественной красотой, тем обаянием уверенности и силы, тем ореолом тайны, что привлекают женщин и покоряют их и харизматической неизбежностью. Одних он помнил; других забывал, не прилагая к тому усилий; воспоминания о мимолетных встречах сами собой опускались на дно его памяти, тонули и гасли под грузом лет, покрытые илом забвения. Но было и другое - то, что вспоминалось с печалью или улыбкой, с радостью или болью, и неизменно - с благодарностью, ибо Ричард Саймон умел ценить дары судьбы. Они являлись драгоценным ожерельем, пусть не имевшим зримого обличья, однако хранимым столь же бережно, с такой же гордостью, как шнур с побуревшими костяшками, свидетельством его побед.

Он погрузил лицо в волосы Марии; вдыхая их свежий запах, он думал и вспоминал о своих девушках. О белокурой Алине с Тайяхата, о робкой Хаоми с чарующим разрезом темных глаз, о шаловливой Куррат ул-Айн, Усладе Взоров, о неистовой страстной Долорес, о Нази и ее подружках с Аллах Акбара и о рыжеволосой красавице, дремлющей в подземельях Сайдары, которую он не мог назвать своей - ведь спящий принадлежит лишь собственным фантазиям и снам. Он думал о Чие, маленькой Чие, первом сокровище ожерелья, что разворачивалось перед ним сиянием глаз, трепетом губ, улыбками, ласковыми словами, которые шепчут в темноте, тесно прижавшись друг к другу. Он знал, что не забудет их, всех их, разбросаных в необъятном звездном мире, согретом их нежностью и теплотой; он был благодарен им, он желал им счастья, но ни к одной из них он не смог бы вернуться.

Быть может, к Чие... Но разве не Чия лежала сейчас в его объятиях?

Он приподнялся на локте, всматриваясь в полное звезд небо, где плыли, далекие и незримые, Колумбия и Тайяхат, Латмерика и Сайдара, Аллах Акбар и каторжный мир Тида. Его внезапное движение заставило девушку вздохнуть;, руки ее крепче обвились вокруг шеи Саймона, горячее дыхание обожгло щеку. Она прошептала:

- Ты не уйдешь. Дик?

- Нет, милая. Если не прогонишь. Она улыбнулась в темноте.

- Прогоню? Как я могу тебя прогнать? Ты - все, чем я владею, все, что есть, и все, что будет. А о том, что было, мне не хочется вспоминать.

- Не вспоминай, - сказал Саймон. - И не тревожься - я не уйду.

- Даже по дороге к дому? По той, которую хочешь открыть? - Мария внезапно села, заглядывая в лицо Саймону. - Ты говорил, что мир наш заперт, а еще - о лунном передатчике, о том, что послан его уничтожить, и о "Полтаве", о корабле, который исчез, о древних боевых ракетах. Все так и случится, Дик? Ты найдешь корабль и эти ракеты, чтобы послать их на Луну?

- Не знаю, - чистосердечно признался он. - Не знаю, но надеюсь. И тогда...

- Ты уйдешь? Будешь обязан уйти? По приказу или по собственной воле? Саймон молчал, вслушиваясь в ее лихорадочный шепот. - Это устройство... Пандус... трансгрессор... Я поняла, что он - как двери, ведущие из мира в мир. Двери закрыты, и ты со мной. Но если они откроются...

- Это очень широкие двери, девочка. Совсем непохожие на щелку, которой я пробирался сюда. И если они откроются, мы сможем уйти. Вместе.

Успокоенная, она легла. Голос ее стал тихим, сонным.

- А если нет? Если нет, Дик?

- Тогда, наверное, я стану властелином мира, доном-протектором Земли... Калифом Австралийских Эмиратов, правителем ЦЕРУ и ФРБ, байкальским ханом, чеченским князем и африканским королем. Что же еще остается? Я не могу допустить, чтоб парней забивали кнутом, а девушек скармливали крокодилам. Это, милая, не в моих правилах.

Мария, прижавшись к нему, засыпала.

- Это... будет стоить... большой крови, Ди-ик...

- Кровь неправедных падет на их головы.

- Кто ... так... сказал?

- Бог, христианский Бог. Но я не люблю крови, не верю в Бога, и мне не нравится это изречение. Я исповедую другую мудрость.

- Какую?

- Не милосердие, но справедливость. Правда, справедливость не дается даром, и цена ей - все та же кровь. Но если я найду "Полтаву"...

Головка Марии отяжелела, веки сомкнулись, и Саймон услышал мерное тихое дыхание. Поцеловав ее теплую щеку, он улыбнулся, вдохнул ставший родным аромат и прошептал:

- Спи, милая, спи... - Потом добавил пожелание на тайятском: - Да пребудут с тобой Четыре алых камня, Четыре яркие звезды и Четыре прохладных потока. Спи!

* * *

КОММЕНТАРИЙ МЕЖДУ СТРОК

Половина Земли спала, другая - пробуждалась и бодрствовала.