Не успев ничего, понять я отлетела в сторону, сметенная какой-то огромной тушей, навалившейся на меня сзади. Лицо уткнулось в противную ледяную кашу, мгновенно заполнившую рот, нос и даже глаза. Я попыталась вздохнуть и поняла, что вместо воздуха в легкие проникает только эта холодная жижа, скрипящая на зубах глиной и песком. Я тонула, лежа на твердой земле….
22 октября (суббота, раннее утро).
— Ну, вот и очнулась наша красавица!
Голос Колюни я услышала раньше, чем успела открыть глаза и увидеть незнакомую комнату, обитую вагонкой и украшенную расписными жестовскими подносами, расписанными под Хохлому красно-золотыми разделочными досками и сине-молочными гжельскими тарелками. Судя по большому буфету с посудой, плитой и мойкой, расположенным у дальней стены, большому столу, на котором веселой гурьбой сгрудились краснобокие чайные чашки и добротным деревянным табуреткам, накрытым клетчатыми попонками, я находилась на чьей-то кухне.
Приподняться у меня не получилось. Клетчатая занавеска слева от меня почему-то зашаталась и поплыла перед глазами взад-вперед как на качелях.
— Сергей Тимофеевич! Витолина проснулась! — закричал куда-то в сторону наш водитель и тут же склонил ко мне сове бледное лицо с огромными сияющими черными глазищами. — Как ты себя чувствуешь?
— Где мы, Коля? Я что, спала? — я не успела задать и десятой части тех вопросов, которые крутились на языке, как вдруг внезапно какой-то вихрь подлетел ко мне, приподнял над полом, закружил и затормошил, до боли стиснув ребра. Еще не понимая, что произошло, но уже чувствуя, что случилось что-то очень хорошее, я осторожно вдыхала очень знакомый, чуть горьковатый, пахнущий одновременно мандарином и свежей травой, самый любимый запах на свете.
— Только не пугайся, — засмеялся Толкунов, аккуратно усаживая меня в кресло. Пол подо мной незамедлительно снова зашатался.
— Да что это такое, черт побери! — ругнулась я, затравленно оглядываясь, — Почему все плывет?
— Потому что это кресло-качалка, — мгновенно ответил на вопрос откуда-то из-за спины муж и придержал рукой мою голову, — Оглядываться не рекомендую!
Собравшись с силами я вынырнула из его теплых ладоней и оттолкнувшись резко поднялась с кресла, едва не улетев на средину комнаты. Упасть мне не дал подоспевгший Колюня.
— Не ушиблась? — подбежал сзади Сергей.
И тут я увидела его лицо. Точнее, не лицо, а распухшую багрово-синюю маску с заплывшими глазами, запекшейся черным цветом ссадине на подбородке и разбитой бровью.
— Господи, что это? — в ужасе заорала я, узнавая и не узнавая самое любимое на свете лицо.
— Ну я же говорил, — захохотал Сергей, — Видок у меня, Коляныч, не для слабонервных.
Николай (еще один дурак, откуда только они взялись на мою голову?) почему-то тоже засмеялся.
Через полчаса я с удовольствием пила обжигающий чай из дурацкой пузатой чашки и пыталась слушать рассказ Толкунова, каждый раз содрогаясь от ужаса, когда он подносил к своим опухшим, разбитым губам кусок мягкой свежей булки с маслом.
— Извини, Виток… Просто так проголодался за эти дни, что никак не могу остановиться. И больно…, а ем. Прямо напасть какая-то.
— Счастье, что Гоша со своими орлами и ОМОНом вовремя приехал, — вмешался в разговор Колюня, не отрывая влюбленных глаз от Толкунова, — Иначе нас бы всех положили, как котят… Пистолеты у нас с Ивановичем ведь газовые…. Так, детская игрушка. А у этих, на Пежо — целый арсенал. И еще Витолина прямо под пули рванула… Когда на нее Георгий Петрович сверху свалился, я думал все — кранты — убили обоих….
— Но каким образом Гоша оказался в Пахре? — я никак не могла поверить, что все уже закончилось. И закончилось так счастливо.
— Да он мне только пару слов успел сказать, — хитро прищурился Колюня, — Злой был на тебя — жуть! Когда Георгий Кларе звонил, они уже сюда с ОМОНом ехали и то, что ты удрала не только из больницы, но и из дома его очень напрягло. Потому как сразу стало понятно, что ты…, в смысле — мы, в Пахру лыжи навострили. А Гоше его приятельница журналистка, которая статью готовила, материал интересный откопала. В двух случаях с уехавшими за границу наследниками фигурировало одно и то же лицо… Короче, в списках бывших сотрудников этих олигархов присутствовал бухгалтер — Лемешев Карл Иванович! Ну и, кроме того (это, кстати, уже мы узнали, только значения не придали) домработница Качаловой — Нина Самсонова — одно время была Лемешевой, т. е. супруга ее звали Лемешев К.И.! Представь, эта бумага у нас почти в первые же дни появилась, а мы ее так бездарно профукали…
— Я все равно не могу поверить, что наш Карлсон все это придумал… — Сергей поморщился, — И, кстати, Коляныч, почему ты мне не сказал, что Виток участвовала в захвате? Я думал, она просто от стресса сознание потеряла… Жена! Объясни мне, пожалуйста, зачем ты под пули лезла? В неуловимых мстителей не наигралась?
Голос Сережи задрожал, заплывшие глаза недобро засверкали. Господи, я никогда не привыкну, что у Толкунова между гневом и радостью проходит доля секунды…