Тень жены Гамлета

— Я… Я!!! — я театрально показала глазами на запертую дверь — Я устала слушать, что я гожусь тебе в мамки, что выгляжу старше тебя на десять лет, что меня даже не узнает (я зарыдала) любимая тётя Люба…

— Да от кого ты это могла услышать? — Качалова искренне недоумевала.

— Даже у стен есть уши! И мне не надо ждать неделю, чтобы понять, как тут ко мне относятся.

Я несла чушь и отчетливо это понимала, но объясняться времени не было.

— Итак, если ты мне подруга, то сейчас мы поедем в парикмахерскую, и я хочу выйти оттуда помолодевшей! Такой, как ты! Ну а ты, если не забыла наши школьные развлечения, — (в моих устах это звучало почти угрожающе: «наши школьные раз-з-з-звлечения») — тоже изменишь себя как-нибудь. Ну, скажем, выкрасишься в брюнетку!

— Мой Бог, но зачем?

Вот тут уж я почти совсем вышла из образа:

— Ты дура, что ли, Качалова? О чем мы с тобой говорили? — я закашлялась и вовремя спохватилась, — О смене имиджа, о том, что наш возраст требует перемен, что муж устал от однообразия, и ты боишься супружеских измен.

— Ч-ч-его я боюсь?

— Измен!

Я выразительно показала глазами на стены, потолок, запертую дверь, а потом, приблизив губы к уху Качаловой, зашептала: «Чем, по-твоему, можно объяснить наше дурацкое желание радикально изменить имидж?»

Качалова согласно закивала головой, потом хитро прищурилась и выдала тираду, которая заставила меня задуматься о не том, что у балконных дверей есть уши, а о сильно непростом характере Качаловой:

— Ты права, Викуся! Я немедленно еду в салон. Если судить по тебе и твоему Сереже (правда, я пока еще не до конца поняла, что у вас произошло), мы, женщины, должны постоянно меняться. А то глядишь, и мой Ромео заведет себе новую Джульетту. Моложе, стройнее, красивее… Вот на кого ты похожа? Тебе, как и мне, 33, а выглядишь ровесницей моей мамы! Но ты не расстраивайся. Мне тут и про себя такое мерещилось… Хоть в Кащенко записывайся. Поэтому я сейчас попрошу Нину, чтоб связалась с моим стилистом, и мы с тобой поедем на Тверскую. Жорж превратит тебя в принцессу, честное слово. Ну а из меня он сделает… Он сделает… Хотя, это в принципе, не важно. Поживем — увидим.

Я хотела рассердиться, но потом махнула рукой и показала Качаловой знаками «один-ноль». Ведь эта несостоявшаяся первая леди разделала меня под орех. И это, заметьте, при том, что я о причинах ее переживаний знала почти все, а она о моих проблемах могла только догадываться…

26 сентября (понедельник, вечер)

К салону на Тверской мы подъехали почти в семь вечера. Так получилось, что пока я распаковывала чемодан и отпарывала у некоторых вещей фирменные лейблы (на случай любознательной прислуги), пока Нина (интересная дама в спортивном костюме) созванивалась с салоном, пока Таня решала, в чем пойти, а Нина подглаживала выбранные для выхода «в люди высокой моды» наряды, время пролетело незаметно. Я для себя отметила, что за все это время Качалов позвонил Татьяне лишь один раз (я почти все время находилась рядом). Мой Сережа в прежние времена (то есть еще пару дней назад) названивал мне каждый час, интересуясь всякой ерундой, а точнее, звонил, потому что просто хотел услышать мой голос. Разговор же Качаловых был краток и касался в основном меня: приехала ли, устроилась и (судя по некоторой заминке в Танином ответе) надолго ли решила остаться у них дома. Несколько минут волнений мне доставило выяснение адреса салона красоты. Согласитесь, на Тверской их, элитных, не так много. А я, в силу прежнего образа жизни, посетила почти все, и был велик шанс, что мы можем угодить туда, где госпожу Толкунову отлично знают.

Добирались мы до салона почти в том же порядке, что и с вокзала на Старозачатьевский. Я — на джипе с Николаем и водителем, Татьяна в Мерседесе с двумя охранниками. Но, в отличие от первой поездки мне даже удалось немного поболтать с охранником. В частности, он успел мне рассказать, что родом он из Новороссийска, славного черноморского города, печально знаменитого для современной молодежи тем, что в 1986 году там потерпел грандиозное крушение круизный теплоход «Адмирал Нахимов». Николай так ярко живописал страшные последствия крушения, число жертв, рыдающих родных, сутками ожидающих известия о пострадавших на пристани, что мне стало очень неуютно. Ну, неужели у человека, который провел детство и юность в таком замечательном городе, среди бравых моряков, тенистых аллей, запаха магнолий и соленого моря самым ярким воспоминанием о малой родине стала чужая человеческая трагедия?

Подсознательно я ждала от Коли вопросов к себе и пыталась лихорадочно вспомнить хоть что-то о тех городах, которые по легенде должны быть мне родными — Нижневартовске и Запорожье, но, как на грех, кроме Днепрогэса с его плотиной и Запорожской казачьей Сечи в голову ничего не лезло. Но, слава Богу, Коля вопросов не завал.

У салона «Паризьен» наши две машины остановились практически одновременно.