— Нет, не поэтому. Не только поэтому. — В горле неприятно пересохло. Вэл кашлянула, не отводя взгляда от длинных пальцев, чуть заметно поглаживающих худое колено. — Совсем недавно я смогла сказать Раза то, что раньше никак не получалось. Наверное, пришла пора и нам поговорить откровенно.
— А разве мы не говорим? — Голос Шейна прозвучал неожиданно смиренно, покорно.
Вэл вскинула подбородок, заглядывая в лицо напротив. Увидела в синих глазах бесконечную печаль и поняла, что не имеет никакого права следовать своим желаниям. Просто потому что потом, много позже, это причинит боль сидящему перед ней мужчине.
И одновременно невнятная вина, безмолвно кричащая о верности Раза, густым широким мазком черной краски разрезала белый покров желания.
А следом злость ярко-алого цвета окропила смятенную душу веером непрозрачных капель.
Вэл злилась, потому что любила Раза. Потому что ненавидела в себе эту любовь. Как много боли принесло это необъяснимое, глубокое, почти уже ставшее звериным чувство?
И как много боли оно принесет в дальнейшем?
Она стиснула зубы, медленно выдыхая воздух, затем потянулась через кровать и сунула руку под матрас, вытаскивая плохо различимый в темноте кожаный подвяз для волос.
Посмотрела на него долгим взглядом, отбрасывая последние колебания.
Нет. Хватит сомнений. Если завтра все закончится, то оно закончится только так.
— Я носила такой же кожаный шнурок в память о тебе, — негромко, тщательно подбирая и выверяя каждое слово, сказала Вэл. — Твой шнурок. Он значил для меня не меньше, чем золотой браслет Раза. Может быть, даже больше.
Шейн беззвучно выдохнул.
— Вытащила у меня из кармана? — Натянуто ровный голос дрогнул, выдавая волнение. — И когда ты успела, воришка?
— Тот совсем истерся, да и я отдала его тебе. Так что придется довольствоваться тем, что есть. — Вэл кротко улыбнулась. Именно так, как и должна была улыбнуться. — Уж извини.
Казавшаяся естественной намеренная небрежность, с которой звучали произнесенные слова, Шейна не обманула.
— О чем ты? — Волк не купился на маску мнимой уверенности, смотря на Вэл как никогда серьезно и собранно.
Она моргнула, внимательно и вдумчиво рассматривая Шейна. Вспотевшие пальцы сжали тонкий подвяз.
Больше никаких улыбок, никакого притворства. Никакой игры, поддерживающей на плаву ее шаткое равновесие. Вэл устала от самой себя. Быть правильной и такой, какой должно, какой ее хотели видеть все вокруг, какой ее хотел видеть Раза, никогда не получалось. Как бы она ни старалась, ошибки повторялись одна за одной, а мир рушился снова и снова.
Искать виновных не значило изменить действительность. Обвинить себя значило смириться.
Она не хотела смиряться, но и действительность изменить не могла.
— Я не знаю, что будет завтра, Шейн, — серьезно произнесла Вэл, смотря в полные тихой грусти внимательные глаза, — смогу ли я спасти себя. Но если смогу, то спасу и тебя тоже. По-другому не будет.
Сказала и замолчала, скованно пожимая плечами. Озвученные, давно крутящиеся в голове мысли звучали совсем не так, как она их чувствовала.
Недостаточно. Мало. Неправильно, не так, как нужно.
— И я хочу, чтобы ты знал — у меня здесь никого нет. Кроме тебя. — Вэл подалась вперед к самой шее мужчины, где под ровной кожей билась тонкая венка. Она прижалась щекой к ткани серой туники, потерлась макушкой о подбородок, оставляя влажный след от мокрых волос на его коже.
Провела пальцами по бедрам Шейна, ощущая грубую ткань штанов, и прижалась всем телом, ластясь, как пугливый брошенный щенок. И вздрогнула, когда горячие руки обняли за плечи, крепко сжимая, почти причиняя боль.
— Даже Раза… он — это совсем другое. — Вэл пылко зашептала, пока еще были силы, пока не растеряла нестерпимое желание высказаться до конца, опустошить заполненную до краев чашу. — Шейн, ты должен понимать, что я никогда не смогу принять твой браслет. И я не буду твоей любовницей, никогда…
Голос подвел, задрожав.
— Вэл, что ты… — слабо проговорил Шейн, и она, покусывая губы, отстранилась, заглядывая в его потерянное лицо.
Секундное замешательство, а потом, чувствуя сквозь тонкую ткань сорочки скользящие по спине ладони, Вэл вздернула подбородок, приближая лицо к лицу волка. Так близко, что судорожное, сбившееся дыхание Шейна опалило щеку.
— Ты — мой, — шепнула на выдохе, не отводя взгляда. — Помни об этом. Мой друг, мой…
От хриплого вздоха, сорвавшегося с губ Шейна, волна дрожи скатилась по плечам. Вэл, теряясь, почувствовала широкую ладонь между лопаток — оглаживая плавно, рука стекла по спине вниз, сминая ткань.
Она задрожала, ощущая чужие пальцы поверх тонкого нижнего белья.
Черта так близко, уже виднеется. Лишь немного не хватает, чтобы переступить ее и погрузиться в чернильно-черный мрак.
Пока оставалась решимость, пока слова еще не растерялись в затуманенном желанием рассудке, Вэл зашептала чуть слышно:
— Я не знаю, кто ты для меня. Прости меня за это, пожалуйста! Ты… просто мой. Мой волк.