Корабли флота всегда и везде были готовы бросить все, если намечалась стычка с сангарийцами.
— Держись, сынок. Крепость тебя не подведет. По моему проекту строилась.
— Спасибо, отец, — улыбнулся Маус. — Мама просила передать, что любит тебя. Ну все, у меня тут работа.
Кто? Мама? О ком это он? Ах да, Фрида. Справится ли она? Шторм пожал плечами. Справится, конечно. Она дочь солдата и жена солдата.
Время покажет. Если Крепость падет прежде, чем подоспеет флот, он снова превратится в бедняка, во всех смыслах. Он потеряет все свои сокровища, лишится самых дорогих ему людей. Единственное, что у него останется, — это деньги Легиона… Шторм с трудом заставил себя вернуться мыслями к Уайтлэндсунду.
Отряд Хавика здорово потрепали, но он держался. К теневой станции подтягивался батальон пехоты. Если Хавик продержится до тех пор, пока батальон не отойдет на Темную Сторону, Шторм будет уверен в победе.
А сейчас он ничего не может сделать, только драться здесь.
— Терстон, смени меня. Пойду-ка я прогуляюсь.
— Там дождь полил, отец.
— Знаю.
Через некоторое время Шторм заметил, что он не один. Рядом с ним, ссутулившись, шла Поллианна. Они не виделись с того дня, как погиб Вульф.
— Здравствуй.
— Привет, — ответила она. — Ну что, плохо?
— Они напали на Крепость.
— А там никого?
— Там Маус и семьи легионеров.
— Значит, воевать некому…
— Они будут воевать. Не хуже любого легионера. И к тому же там все на автоматике.
— А можно попросить помощи у флота?
— Он уже в пути. Но путь займет неделю. Это долго, если командующий рейдеров настроен решительно.
— И все это из-за Плейнфилда. Из-за Майкла Ди.
— Мой брат тоже пешка. А заправляет всем сангариец по имени Диф.
Они прошли молча целый квартал. Потом Поллианна сказала:
— Люблю дождь. Вот чего мне не хватало в Крепости.
— М-да…
— А вот бродить по Горе я не могла. Небо там слишком большое.
— М-да…
Шторм уже не слушал ее. Он снова задумался о Крепости.
— Наверное, его вывел из себя поворот событий здесь. Или в Мире Хельги — не знаю. В атаке на Крепость прямо сейчас нет никакого тактического смысла.
Шторм рассказал, не повышая голоса, что Мир Хельги стал ловушкой для основных сил сангарийского флота и что война на Теневой Линии все еще может пойти так, как выгодно Легиону.
Поллианна слушала Шторма так же рассеянно, как он ее.
— Нам сюда, — сказала она, остановившись возле подвальной лестницы. — Хочу показать тебе, где жил мой отец. И где, наверное, навсегда осталось мое сердце.
Шторм спустился вслед за ней в крошечную каморку, которую девушка когда-то делила с Фрогом. Теперь призрак этого карлика был ее единственным обитателем. Поллианна давно переехала в квартиру, полученную от Блейка.
Шторм сразу понял, что эта каморка — часовня с мощами. И ему стало неловко. Нейтрально-внимательно слушая рассказ Поллианны об экспонатах ее маленького музея, он чувствовал себя как вуайерист, подглядывающий через замочную скважину в ее душу. Этот страстный, одержимый монолог помог ему чуть лучше понять Поллианну Эйт.
Из подвала они отправились в комнату Шторма и занялись любовью, а потом лежали, обнявшись, глядя на закатное зарево, перешептываясь о кошмарах, ставших явью, и мечтах, обратившихся в дым.
— Я хочу вернуться в Моделмог, Гней, — произнесла она устало. — Там я была по-настоящему счастлива. А Люцифер… Думаю, мы поладили бы, если бы не вся подоплека.
— Такова жизнь, милая. Она не оставляет тебя в покое. Бьет до тех пор, пока не нащупает слабые места, а тогда разбивает тебя на куски.
— И так всегда должно быть?
— Не знаю. Некоторым людям удается проскочить на крутых поворотах. У них не бывает трудных времен, и на жесткую дорогу они не попадают. Или это так кажется со стороны.
— Сыграй мне что-нибудь на этой смешной черной штуке. Когда я слышу эту музыку, то каждый раз представляю себе одинокого старика на дороге в горы… Отшельника, как мне думается. Старик оглядывается на город и спрашивает себя — не упустил ли он что-то? Нет, вроде бы ничего не упустил — он жил когда-то в этом городе и делал все, что должен был… А, да ты смеешься надо мной!
— Нет. Просто слегка удивлен.
— Во всяком случае, мне всегда становится грустно от этой мелодии. Наверное, сейчас мне хочется погрустить. Я чувствую себя, как тот старик в горах. Я ведь была там, но что-то упустила.
— У тебя впереди еще много лет, чтобы это отыскать.
— Если я и отыщу, то уже что-то совсем другое. Я ведь уже не та Поллианна, что раньше. Я сделала многое такое, за что сама себе не нравлюсь. Я причиняла людям боль. А Фрог учил меня, что нельзя делать больно другому человеку.
Шторм послюнявил мундштук кларнета и решил встряхнуть Поллианну двумя пьесами Хоаги Кармайкла.
Когда музыка стихла, Поллианна сказала с улыбкой:
— Даже не подозревала, что эта штука может звучать так радостно. Ты никогда…
— Бывает, она звучит еще радостнее. Просто у меня раньше сердце не лежало к такой музыке.
— Очень странная музыка. Что-то дикое и примитивное.
— Музыка очень старая. Ей больше тысячи лет.
— Спасибо, мне стало получше. А теперь иди ко мне.