Тучи, сгустившиеся на ночном небе, расступились, и луч фиолетового света окатил наставника, практически выжигая землю вокруг него. Свет обратился волной, которая разнеслась вокруг дымом, разбила круг земли, оставив в ней трещины, и Корун с прыжка налетел на бегущих в его сторону рыцарей. «Копья» редели в своих рядах. Одного касания меча по коже хватало, чтобы рыцарь загорелся синим огнем и упал замертво, и Корун орудовал своим оружием стремительно и беспощадно, торопясь освободить себя для поддержки Фароса. Когда последний рыцарь получил меч в свою шею, наставник выдохнул и бросил беглый взгляд на побоище, которое уже заканчивалось, правда, пока неясно, в чью сторону. Резко повернувшись, чтобы поспешить на помощь брату, наставник резко замер в абсолютном шоке. Спустя века бесчувствия и холода, он вновь ощутил боль, самую настоящую острую боль, которая, вызванная инородным предметом, растекалась вокруг в туловище и проникала дальше и дальше, словно орда всадников захватывает ничем нетронутое поле. От резкой боли у Коруна потемнело в глазах, а когда зрение вернулось, то он увидел перед собой Гореда, что с победоносным выражением лица держит у него в груди клинок; в стороне лежал, пребывая в дезориентированном состоянии, Фарос.
– Не уж то вы думали, что только вы сражаетесь, получая божественную помощь? – надменно спросил Горед. – Отправляйся к своей Матери, наставник.
Боль заполонила все тело так, что ни кричать, ни корчиться не было возможности. Корун лишь упал на колени и, почувствовав шелушение, посмотрел на свои руки. Они стали осыпаться, словно осыпается бывший некогда влажным комок песка. Наставник бросил последний испуганный взгляд на Гореда, а потом его глаза стали белыми и перестали шевелиться. Тело быстро рассыпалось в прах, и Горед, торжественно вздохнув, пошел в сторону Фароса. «Теперь твой черед, брат» – сказал он, переворачивая Фароса на спину. Тот лишь увидел в свете огня силуэт Гореда, который с размаха вонзил кинжал в его грудь.
– Может, со второго раза ты все-таки отправишься, куда надо? – спросил Горед. – Отправишься докладывать Матери о своей неудаче и получать по заслугам.
Фарос почувствовал сильнейшую боль, которая сковывала любое движение, однако его конечности не начали рассыпаться. Вместо белизны, глаза его только почернели, и из последних сил он вытянул из-за своего пояса кинжал и вонзил его в шею Гореда. Тот оставил свое оружие в груди Фароса, отошел чуть назад и стал корчиться от магии Боли. Откуда-то сверху послышался внезапно женский голос:
– Настало время отвечать за свои проступки, дитя!
Горед стал изо всех сил, захлебываясь, кричать, что он не согласен, что не желает умирать. Прерывающийся, но громкий крик привлек внимание всех дерущихся, коих осталось не более пары десятков на каждую сторону. Все бросили драться и пошагали в сторону криков, точно зная, что это не просто крик, что можно было услышать за предыдущий час сотни, а истошный вопль чего-то последнего вздоха – того, что вещает судьбу для всех присутствующих.
Кинжал Боли подействовал в этот раз не так, как действовал обычно. Горед не просто стал кричать от боли, он стал кататься на земле, хрипя что-то про проклятие и магию, пока из его кожи не стали вылезать увеличивающиеся от магии кости, разрывая мышцы, сосуды и кожу, руки, ноги и грудь. Последний вздох пришелся остальным неким подобием вскрика, но очень приглушенного, задавленного неизвестной силой и тело Гореда буквально разорвалось, оставляя на своем месте только груду мяса и увеличенные до нечеловеческих размеров кости.
Ассасины воспользовались замешательством и окружили рыцарей, а те и не сопротивлялись. Оценив свое состояние и отсутствие представителей всех высших постов в их клане, они не видели более смысла в битве, которая дальше никуда не приведет. Из толпы вышли несколько магов и окатили всех «копий» магией Дилоса – бесчувственной смерти. Все рыцари попадали на землю, как будто заснули, и дети Пустоты смогли, наконец, вздохнуть с облегчением – все закончилось.
Из-за горизонта уже поднялось солнце, освещая весь ужас, что открывался при виде на деревню. Десятки тел, лежащих в разных позах, кто-то под действием магии умер стоя или на коленях, кто-то был обращен в прах, но в большей степени все решило оружие. Реки крови растекались всюду, заливали рвы и тушили масло; горевшие дома чадили пепелищем в свете дневных лучей.
Войри стояла поодаль от толпы и осматривала все вокруг, и смогла рассмотреть тело Тёрхена, изувеченное мечами и копьями. Кроме того, позади основной толпы можно было увидеть Дорана. Он сидел на коленях у каменного тела Йольрида, и, не прикрываясь, плакал.
– Нас не осталось, – послышался голос сзади.
Доро был изрядно потрепан, обожжен и побит. Многие локоны были обрублены, а самое главное, рука – она была вся в крови, вытекшей из раны на плече. Лорид более не является неповрежденным, теперь он слаб, и уязвим, и лицо его наполнено горечью и усталостью. Смотря на сочувствующий взгляд Войри, он лишь пожал плечами и побрел куда-то в сторону.