Теневое Братство

Фарос стоял спиной ко всем над кучей праха, не обращая внимания ни на что, и не стремясь проверить, кто жив, а кто мертв. Девушка подошла к нему и сказала негромко:

– Многие мертвы, Фарос. Теперь надо думать, что делать дальше. И искать себе новое убежище, здесь отныне небезопасно.

– Фароса здесь более нет, дитя, – послышался звонкий мужской голос.

Ассасин повернулся и предстал перед Войри с абсолютно черными глазами, лишенными каких либо эмоций. Он оглядел все поле битвы и остановил взгляд на сестре.

– Фарос выполнил свою миссию здесь и теперь в безопасности. Вы зря не доверяли ему, он не желал вам зла, но теперь ничего не исправишь. Я знаю, что многие погибли, дитя, все они прошли ко мне, и ждут своего суда. А тебе, дочь моя, необходимо возложить на себя ответственную миссию. Вы мне еще нужны, вам ко мне еще рано, а Теневого Братства практически нет. Возьми на себя ответственность восстановить нашу семью, дитя, или же доверь это тому, кто сможет понести это бремя. Не знаю, смогу ли я оказывать вам помощь, поэтому надейтесь только на себя. И не волнуйся за своего брата. С ним отныне все будет хорошо, я обещаю.

Все ассасины, слыша странный разговор, подошли к паре, и Фарос, оглядев всех, провозгласил:

– Вы сегодня спасли не только моих будущих детей! Вы еще и помогли мне совершить правосудие по отношению к вашему предателю! Я этого никогда не забуду, никогда не оставлю без внимания ваши души. А сейчас время всем обретать последствия за свои действия. Удачи, и прощайте, дети мои, скоро увидимся, а до тех пор знайте – я всегда на вашей стороне…

Фарос раскинул широко руки, задрав голову, и мигом обратился в прах. Теперь Войри стояла, понурив голову, глядя на две серые кучи, которые еще минуты назад значили все, а сейчас ничего, лежат себе и просто ждут, пока их унесет ветер. Доро подошел ближе, опираясь на меч, и удивленно посмотрел на прах.

– Кто это был? – спросил он.

– Матерь, – вытирая слезу ответила Войри.

эпилог

Озеро освещалось яркими золотистыми лучами, прогревающие водную гладь несколько метров вглубь. Июльский ветер осторожно колыхал кроны деревьев, стараясь не побеспокоить обитателей величественных дубов, сосен, елей и акаций. То там, то здесь чирикали птицы, соловьи напевали свои фирменные мелодии. Спокойствие непередаваемое – никакого намека на грозу, на небе ни облачка.

Где-то вдалеке послышался гул и грохот – упала очередная сторожевая башня. Фигура в капюшоне, за спиной которой звучал грохот, даже не обернулась. Никто не пройдет густые заросли леса, не имея знания о нужной тропе, а значит, нет необходимости обращать внимания на лишние звуки.

Фигура сняла капюшон, и тяжело вздохнула. Давка доспехов, пусть и легких, никогда не оставляла возможности нормально дышать, особенно в жару. Руки потянулись к рукавам, начали высвобождать себя, затем стали стягивать столь надоевшую ношу через голову. Верхняя часть упала на землю, и настал черед ботинок и тяжелых штанов. Все оголялось не спеша – единственное время, место и ситуация, когда не нужно торопиться и бояться, не нужно резко отвечать на любой шорох, быть готовым к какому-нибудь выпаду. Когда доспехи с ножнами упали на траву, можно было вздохнуть с облегчением. Ветерок обдал нагое тело, солнце приняло досель мертвую кожу в свои объятия, одарило теплом. Казалось, что начала дышать сама душа, сердце оживленнее заколотилось, само существование обрело смысл.

Как же порой не хватает простого уединения с природой, и Войри это прекрасно понимала, видела и чувствовала. Не страшась быть кем-то увиденной, или даже убитой, она, в одном исподнем, нырнула в воду. Руки разрезали водную гладь, освобождая путь внутрь, в мир извечной невесомости и вакуума. Там, в пучине вод, можно забыться обо всем и слушать только свое тело и свой разум, в стремлении услышать от самого себя то сокровенное, что не можешь услышать более нигде. Жаль, что в таком состоянии человеку отведены лишь отрезки длиной в чуть менее минуты, пока воды за такой краткий срок покоя не начнут взимать плату, мучительную и бесповоротную, вмиг из ангела превращаясь в душащего дьявола и вынуждая тебя покинуть этот мир и вернуться на поверхность.

Войри проплыла в этом мире, сколько могла, потом вынырнула и с наслаждением ощутила прохладу воздуха. На поверхности она никогда не могла утонуть, даже при практическом ступоре, не двигаясь. Вода словно была ее вторым домом, ее родной стихией, в которой она была непотопляема, не убиваема, недосягаема.