–Да, – буркнул я, и затем тихо сам с собою продолжил, – хорошим это не назовешь, – я смотрел в сторону кухни, тяжело дыша, коря себя и проклиная, что все последнее время мучаю и мучаю ее, ту самую, ради которой готов отдать жизнь не задумываясь, ту, которая заменила все на этом свете. Я был лишь жалким копом, сидящем на целом ряде препаратов, которому любая больница позавидует. Я никак не мог собраться и признаться самому себе, что дело всегда было во мне, что я был лишь единственным виновным во всем, что когда-либо происходило в моей жизни. Элис выходила за перспективного лейтенанта, который через пару лет должен был стать комиссаром или может и куда выше, а я оказался загнанным в угол зверьком, который обломал все зубы в последний раз, когда пытался хоть кого-то укусить. Неисправимая жажда правосудия сыграло злую шутку, и меня разжаловали и отправили в самый гадюшник, в самый гниющий район этого гниющего города. Сколько бы подонков я не посадил, я не смог спасти ее. Маленькую девочку Лизи. И мою сестру. Элис не заслужила этого. Ей бы быть женой какого-нибудь принца из сказки, а не жить среди этой падали, грязи и порока, что просочились уже не только в каждый угол города, но и в каждый кирпич нашего дома, который уже не в силах сдерживать их больше.
Выйдя из ванной, я увидел, что Элис уже была готова. Она была в свободном черном платье в пол, которое лишь сильнее контрастировало с ее светлой кожей, слегка рыжеватыми волосами и темными прекрасными глазами. Мой же костюм лежал рядом на кровати под охраной нашего кота, Туши, который подобно мифическому сфинксу охранял его и готов был отдать лишь тому, кто правильно ответит на заданный им вопрос.
– Иди быстро завтракай, а потом одеваться и в путь! Сегодня я поведу, – игриво полу прыжками добралась до меня Элис. При одной только мысли о еде меня воротило, да так, как не бывало не самых отвратительных местах преступлений, которые больше напоминали скотобойню.
Насильно запихнув завтрак в себя, я натянул костюм, щедро обсыпанный кошачьей шерстью, и направился к выходу, больше похожий на йети, нежели на человека.
***
Улицы вереницами различных серых оттенков проплывали за окном нашей машины. Я утомленно цеплял одну серую деталь, которая выделялась на фоне других таких же серых деталей. Люди, подобно крысам, бежавшим с тонущего корабля, потоками текли из одной стороны в другую, не оглядываясь по сторонам, смотря лишь вперед или себе под ноги. Боятся ли они заметить весь безмолвный, безликий ужас, что окружает их или же они просто погружены точно в такой же рой мыслей, как и я? Светофор апатично подмигивал красным, и Элис решила повиноваться приказу этого циклопа, и остановила наше старенькое Вольво. Дождь начал стихать, но сердце подсказывало, что за ним грядет нечто другое, нечто менее безобидное. Я, ничем не заинтересованный, все также тупо пялился в окно, пытаясь хоть как-то развлечь себя. Мне было стыдно признаться не только Элис, но и самому себе, что мне не хотелось говорить ни с кем, ни с ней, ни с людьми на похоронах, ни даже самим с собой. Я все глубже и глубже вяз в смоляной луже меланхолии, галстук давил на шею, а чисто выбритые щеки отблагодарили меня лишь премерзким жжением, которое было сродни тому, что обуревало мое сердце, жаждущее хоть как-то перемен.
БУМ! Резко раздался звук падения чего-то небольшого. Элис вздрогнула, а я вернулся в этот мир из склепа своих мрачных мыслей. Что это вообще могло быть? Камень? Кто-то бросил в нас камень? Бум! Бум! Бум! Удары стали все чаще, и мы увидели, что с неба посыпался град. Видимо, ангелы на небесах тоже крайне заскучали, смотря на нас с высока, что решили хоть как-то поразвлечься и начали швырять в нас свои незамысловатые снаряды. Живая, аморфная человеческая масса безликих клерков, работяг и бездомных оживилась, стала перетекать под крыши магазинов, кафе и банков. Моя Элис же сидела и с ребяческим любопытством смотрела на падающий град. Ее глаза живо выхватывали каждую деталь, каждую градинку, летящую ледяным метеоритом с небес, призванием которых было усмирить непокорных людишек. Ее улыбка расползлась на все ее милое личико, обнажив зубки. Я готов был любоваться ею хоть всю свою жизнь, но в наше маленькое личное сладкое королевство ворвался грубый рев гудка автомобиля сзади. Как же я пожелал в тот момент, чтобы этот человек вместе с его машиной и его спешкой провалился в ад под тяжестью этого града…
Несколько минут спустя мы были на кладбище. Град снова уступил трон угнетения горожан этой великой помойки дождю. Острые поцелуи дождя хлестали меня по щекам, кусая и оставляя неприятные холодные прикосновения смерти, которая буквально витала вокруг. Все уже ушли, даже Элис ушла ждать в машину, мне нужно было немного времени побыть наедине с сестрой. Я не общался с ней так много в последнее время, я понимал, что в ее смерти была и моя вина, а не только этого раздолбая Алекса. Я стоял и тупо, смиренно смотрел на ее надгробие. Простое, серое надгробие. Как я ненавижу серый.