Тени Атлантиды

Сидевший поблизости зверек внимательно смотрел на жреца. Вдруг он завертел головой, будто услышал звук, который человеческое ухо уловить не могло, и быстро посеменил в лес. Кхешиец проводил грызуна отрешенным взглядом.

Ночное небо над поляной понемногу светлело.

«Все кончено», — сказал себе Нутхес.

Он почувствовал себя бесконечно усталым. Досада на самого себя, злость на свое бессилие обрушились на жреца, точно шквал, и он заплакал. С тех пор, как он плакал в последний раз, прошло столько лет, что жрецу казалось: это было в другой жизни.

Неожиданно зверек снова появился на поляне и начал что-то искать в траве рядом с человеком-птицей.

Нутхес приподнял голову и принялся снова читать заклинания из цепочки. И тут же прекратил.

«В такие мгновения становится ясно, кто есть кто, — разозлился кхешиец. — Я — никто. Ублюдок, дурак, сын рабыни — вот кто я такой. Баран, которого беззубый бродяга зарежет на рассвете. Так и должно быть.»

Кусая губы, Нутхес беззвучно засмеялся. Он смеялся над собой и своей жизнью, мысленно повторяя, что нет на свете ничего более нелепого и смешного, чем он.

Жрец задыхался от смеха, когда услышал хруст.

«Кажется, вывихнул себе шею», — подумал он и почувствовал, как новый приступ злого веселья, будто стайка пузырей, поднимается откуда-то из глубины души.

Но Нутхес не засмеялся.

Все, что в последние мгновения заполняло его душу: обида и злость на самого себя, страх, отчаяние и тоска — все это исчезло. Нарыв прорвался, и гной вытек.

Нутхес прислушался и ощутил внутри себя Великую Тишину.

* * *

Когда воруешь тело у другого существа и смотришь на мир его глазами — мир меняется.

Человек взглянул на поляну глазами грызуна, и она превратилась в поле. Было светло, как днем. Присмотревшись внимательнее, Нутхес понял, что рассвет еще не наступил, просто теперь он стал лучше видеть в темноте.

Не теряя времени, зверек подбежал к лежавшему на земле человеку, на отрешенном грязном лице которого застыли бороздки от слез.

С веревкой на щиколотках жреца он расправился в два счета, помчался к рукам и вдруг замер: человек лежал на спине, и до веревки, которой связаны его запястья, грызуну не добраться.

Конечно, он мог вернуться в свое тело, перекатиться на живот И попробовать снова занять тело зверька, но для этого нужно было время, а времени уже не оставалось. К тому же насмерть перепуганное животное почти наверняка успеет удрать, и тогда все пропало.

Прежде чем Нутхес сообразил, что делать, он обежал вокруг потухшего костра четыре круга. Грызуну не под силу перевернуть на бок человека, но ведь он может прорыть ход у него за спиной, добраться до рук и перегрызть веревки!

Он начал копать канавку в верхнем слое земли. Дело шло скоро, пока на пути не встал корень. Нутхес попробовал обойди его, но наткнулся на другой.

Он выбрался наружу. До рассвета оставались считанные удары сердца. Человек-птица пошевелился во сне, но не проснулся и глаз не открыл. Нужно было спешить. Грызун снова юркнул в норку и стал обкапывать корень снизу. Обойдя его, он начал продвигаться верх до тех пор, пока в норку не свесились веревочные концы. Он так спешил перегрызть их, что прокусил самому себе руку, и, едва дело было сделано, выпрыгнул из тела зверька.

Нутхес открыл глаза и осторожно пошевелил затекшими руками, потом приподнялся и, опершись о землю, сел.

Небо между мохнатыми стволами налилось тяжелым светом, словно на том берегу начался лесной пожар. Бродяги спали. Костер прогорел еще среди ночи, и угли подернулись пеплом.

Морщась от боли, жрец сидел на земле и ждал, когда сможет нормально двигаться. Сейчас ему больше всего на свете хотелось тихо спуститься по обрыву к реке, сесть в лодку и оттолкнуться шестом от берега, но ему был нужен кристалл.

Кристалл лежал в сумке, а она под самым носом у спящего бродяги. Можно, конечно, попробовать подкрасться к нему, но Бу обладает необычно чутким слухом. А если человек-птица проснется, Нутхес окажется меж двух огней.

Нутхес растер затекшие лодыжки и снова посмотрел по сторонам: того короткого меча, который достался ему от десятника, нигде не было видно. Бродяга был человеком неглупым и, скорее всего, избавился от клинка, чтобы валузийские воины в Тшепи не задавали лишних вопросов.

Жрец подобрал с земли увесистый камень, выровнял дыхание, поднялся на ноги и тремя быстрыми бесшумными шагами пересек поляну. Бродяга лежал на боку, тихо посапывая. Нутхес присел на корточки возле его головы, поднял камень и с размаху опустил его. Душа бродяги мгновенно рассталась с телом.

Жрец быстро схватил в одну руку сумку, а в другую — дубинку бродяги. Как он и ожидал, человек-птица проснулся, разбуженный шумом, вскочил и что-то заклекотал, обращаясь к приятелю, но тот не ответил. Тогда Бу все понял и бросился на бывшего пленника, но тот был готов к нападению, и через пару ударов сердца второй бродяга валялся на траве с проломленным черепом. Он умер сразу, но Нутхес еще долго, бил его, вымещая на бедолаге свою бешеную злобу на преследовавшие его злоключения.