Тени безумия

Магистр, опираясь на посох, стоял возле десятиметрового гобелена. Вытканная сцена изображала «Триумф смерти» – распространенный в готическом искусстве Даларии сюжет. Мастерству ткача можно было только поражаться. Багровая в зареве пожаров земля, покрытая виселицами с повешенными и столбами с колесами пыток, на горизонте – серое море с тонущими кораблями. Посредине гобелена – изображение побоища, исторгающего из себя костяных зверей. Полчища воинов-скелетов влекут толпу смертных к огромному распахнутому гробу. Люди и эльфы, гномы и орки, тролли и вампиры, альвы и дриады, короли и крестьяне, жрецы и солдаты, рыцари и маги, богатые и бедные – их всех затягивает в провал огромной подземной гробницы, по краям которой выстроились в нескончаемых шеренгах подгоняющие толпу скелеты с пиками. Справа от гробницы – стол, окруженный юношами и девушками, пирующими и предающимися любви с гниющими мертвецами. Левее пес-скелет обнюхивает грудного ребенка, выпавшего из рук упавшей ниц простой горожанки. Рядом, в короне, богато украшенных доспехах и пурпурной мантии на горностаевом меху распростерся смертный, чье лицо скрыто костлявой рукой склонившейся фигуры в плаще с капюшоном. От фигуры тощая лошадь, управляемая скелетом, тянет полную черепов телегу к высокому парапету, где облаченные в серые тоги костяки судят праведника в белых одеждах и грешника в черных. Над головами обоих занесены мечи, и нет никаких сомнений, что опустятся оба.

Вся картина прямо говорила – перед ликом Печальной Жрицы смертные лишь бессмысленная совокупность нелепых частиц бытия в обители жестокости и всеобщей гибели.

– Напротив, – возразил Архиректору Мигель Сервет, сидящий в кресле возле чучела медведя. Седовласый бородатый старик с обманчиво благожелательными глубоко посаженными глазами добродушно усмехнулся. В миру он больше был известен не своими достижениями на ниве магии смерти, а трудами по нейрофизиологии, астрономии и праву. Иссиня-черный плащ не придавал Сервету зловещего вида, столь характерного для его собратьев по ремеслу, но любой, посчитавший чародея безвредным, ошибся бы так же сильно, как и смертный, принявший бога войны Мареса за бога света и порядка Атаррома. – Опрометчиво собираться в башне совета, на виду у моих коллег. Или в одной из Радужных твердынь Конклава. А здесь мы рискуем только моим моральным обликом. К слову, Раймунда, как обстоят дела с моделью?

– Почти закончила, – отозвалась юная черноволосая девушка в платье со знаками коллегии имени Святого Маркуса. Она возилась с географическими картами, рунными кристаллами и артефактом в виде статуэтки слоноголового убога Нигхеши на столе посреди комнаты. На самом деле к учебному заведению, получившему имя в честь воинственного жреца богини смерти Арригайн, чей культ пришел в Даларию из альвийских земель, бакалавр общей магии Раймунда Сервет, внучка Мигеля Сервета, никакого отношения не имела. Она получила базовое чародейское образование в Школе Магии и сейчас там же обучалась в аспирантуре.

– Мм, осторожность проявить. Алгоритма не дано… не надо… не надо сбить… – Стоявший рядом со столом толстый синекожий якша в традиционном брахманском одеянии напряженно следил за действиями Раймунды. Беспокойство не покидало его огромные глаза цвета светлой меди. Постоянно перебирая черные бусины четок, намотанных на правую руку, якша бормотал под нос успокаивающие сознание мантры.

Нигхеша был одним из тех немногих Созидателей, кто спустя века после Великой войны Бессмертных стал Разрушителем. Бог знаний Нигхеша стремился постичь все, абсолютно все, и жажда познания направила его в Бездну Тысячи Вещей, где не рисковали появляться даже Лорды Нижних Реальностей. Переплетения Хаоса и Пустоты обрушились на Нигхешу, уничтожив его божественную сущность, и в образовавшийся на месте Искры Творения вакуум хлынули непрестанно меняющиеся энергии, поток чистого становления, в котором, как уверяли предания, Нигхеша и открыл Абсолютную Истину. Лишенный божественных атрибутов, слоноголовый Бессмертный все же продолжал оставаться символом мудрости в Южной стране, хотя моления ему были запрещены, а магические ритуалы, требовавшие обращения к Нигхеше, проводили лишь отступники от традиций: чародеи-ятудханы и еретики-буддисты. Последние вообще утверждали, что Нигхеша перестал быть богом, но не стал убогом, обретя после созерцания Пустоты природу бодхисатвы – существа с пробужденным сознанием.