Тени Богов. Искупление

— За дурака никогда не поздно принять, — прошептал Торн. — А как та бабка выглядела?

— Не помню я, — отмахнулся Хельм. — Ничего не помню, одно лишь в памяти засело, что руки у той бабки были какие-то… черные, что ли. Но не в том дело. Проснулся я, смотрю, цепи на моих руках и ногах разомкнуты, да и приятели мои тоже уже без цепей, и двери все открыты, а стража спит. Ну и помчался я на запад. Долго пробирались. Окольными путями. Уже здесь, в Могильном остроге я встретил одного знакомого из наших мест, да успел перекинуться с ним словом и узнал, что никакого нового егеря у нас там не было, старый егерь служит, как и служил, и ничего не ведает о нашем проступке.

— Ну, не знаю, — махнул рукой Соп. — Может, соседний егерь на вас напоролся?

— Соседний? — хмыкнул Хельм. — Я, когда оружие свое в холодной забирал, сразу свой пояс приметил. Меча-то у меня не было, а вот пояс был что надо. Вот он! Ты только посмотри! На нем и крючки нужные, и прорези, и ножны от того самого ножа намертво приклепанные, и кармашек потайной. Так вот.

Хельм сдвинул пояс и вытащил из ножен широкий охотничий нож.

— Видите, что выжжено на рукояти? Четыре руны. Хельм. Это я. А нож — мой. Так вот, именно он торчал в груди того егеря. Возникает вопрос, как он вернулся в ножны? И еще более страшный вопрос, что, демон его раздери, все это значит, если нож этот ножен своих так и не покидал? А?

— Морок? — спросил Соп.

— Ага, — скривился Хельм. — Вроде этой Пепельной пустоши. Бабка эта с черными руками. Непослушным детям про нее на ночь только рассказывать. Вот ты, Скур, чего примолк и побледнел, как беленый холст? Как ты попал сюда? Ты же говорил в остроге на торжище, что подставил тебя кто-то в Йере, что ты в бега бросился?

— Ты будешь смеяться, — прошептал Скур.

— Мне не до смеха, — буркнул Хельм.

— Бабка с черными руками, — пробормотал Скур. — Только не во сне, а наяву. Я ж не просто торговец, я йерский лекарь. Ну, есть кое-какие умения в магии, но ярлыка нет. А без ярлыка ты словно птица без крыльев. Одно слово — курица. Так что лекарствую понемногу. Снадобья продаю. У меня лавка не лавка, а навесик с ларем имеется на йерском рынке. Ну, там много не наторгуешь, так что я с лотком и по окрестностям. Вот и дошел до Урсуса. Ну и наткнулся у городских ворот на бабку. Я пригляделся, а у нее руки все в каменьях, а из-под каменьев — чернота струится. Ну, словно она сажу с водой месит и на солнце, не смывая, высушивает. И дернул же меня демон за язык. Что это у тебя с руками, спрашиваю? Не хочешь ли ты купить у меня настой колючей травы, он черноту с твоих рук смоет, если пить его с утра по три глотка, и с вечера по четыре. Соврал, конечно. Ничего от этого настоя кроме слабости в сердце не будет. А она остановилась, да так меня взглядом припечатала, что в памяти у меня кроме ее черных рук, ничего не осталось. Только голос еще. Спросила меня, погань такая, бывал ли я в Пепельной пустоши? Я говорю, что бывал, и опять собираюсь, мол, дело у меня там одно есть. Так говорит, поспеши, иначе твоя настойка колючей травы так и будет в груди у тебя булькать. А встретишь в Пепельной пустоши капитана Торна Бренина, будешь служить ему, и только через него освобождение получишь.

— От чего освобождение? — не понял Торн.

— От боли в груди, — вздохнул Скур. — Или ты думаешь, что я от немощи клюку эту за собой волоку? От телесного расстройства, которое на меня та бабка и наслала за мою ложь. И знаешь, Торн, когда я едва не обделался? Когда ты мне имя свое назвал!

— Это что же за колдунья мне отряд подбирает? — задумался Торн.

— Как она выглядела? — спросил Соп. — Браслеты на запястьях у нее из обычных камней не разглядел?

— Было что-то, — отмахнулся Скур. — Ожерелья какие-то или браслеты, но до них ли, если руки черны?

— У Чилы руки были обычными, — почесал затылок Соп.

— Как ее звали? — помрачнел Торн. — Не Чила?

— Я с ней не знакомился, — огрызнулся Скур. — Я вообще ее не помню. Только руки и все.

— Это как же? — развел руками Хельм. — Бывает такое, чтобы одна и та же бабка приходила к мне во сне, а к Скуру наяву?

— Мне вот пару раз Хода снился, — буркнул Соп. — Ну, мой воевода, скажем так. А к кому-то он наяву приходил. И что?

— А ничего, — обозлился Скур. — Помню, что была старуха, а какой масти, во что одета, да какова с лица — как отрезало. Только руки, словно на костре их закоптили. Я вам честно скажу, что кое-что понимаю в наговорах. Мой род… впрочем, ладно. Но если это было колдовство, то я против нее словно мышь против горы. Да чего там, еще меньше! Вот ведь, угораздило… Ладно, хватит нутро терзать. Варево наше готово. Давайте ваши плошки.

— Бред это все, — проговорил Торн. — Никогда не поверю, что есть кто-то, кто в состоянии так подстроить, чтобы и я, и мои друзья, да и вовсе случайные люди оказались вместе вот здесь на краю Пепельной пустоши. Это невозможно. Да возьми хоть нас, если бы Хода не был ранен, нас бы здесь не было!

— Скажи еще, что его бабка с черными руками ранила, — проворчал Соп.