Тени черного леса

Копелян хорошо запомнил первый выстрел прямой наводкой в Кенигсберге. Это было на какой-то улице, в конце которой виднелся красный кирпичный четырехэтажный дом, откуда вели огонь, кажется, из всех окон. Посреди улицы стоял «Т-34», который время от времени палил по зданию. Но дому от этого было ни жарко ни холодно. Пехота жалась по стенкам, не высказывая особого желания двинуться вперед. И вот тут-то подтащили их пушку.

…Орудие, наведенное на нижний этаж, рявкнуло. Потом еще раз. Вслед за вторым разрывом со стороны дома раздался грохот и поднялось огромное облако пыли. Больше оттуда не стреляли. Пехота, осмелев, двинулась вперед. Ни одного выстрела из того дома так и не раздалось. Позже Копелян понял причину — от двух снарядов в доме попросту рухнули перекрытия, похоронив под собой защитников. Вот так и пошло дело. Обратной стороной было то, что по артиллеристам тоже стреляли. За три дня штурма батарея потеряла больше людей, чем за весь предыдущий год.

Потом говорили и писали в армейских газетах, что командующий немецким гарнизоном генерал Отто Лаш вдохновлял своих бойцов примером Севастополя, который держался 250 дней, хотя город был укреплен куда слабее. Дескать, доблестные солдаты Вермахта продержатся не меньше. Но тут ситуация была иная. Немцы отчаянно сопротивлялись два дня. Потом… Потом что-то у них сломалось. Фрицы начали сдаваться. Не все, впрочем. Некоторые пытались прорваться при поддержки танков и самоходок. Безнадежное это было дело — только прибавилось на улицах горелых танков.

В конце концов на домах стали появляться белые флаги, хотя Лаш все еще отказывался капитулировать. Именно тогда командир приказал Копеляну, дав ему под начало двух бойцов, конвоировать в тыл пленных фрицев. Их было ни много ни мало — а двести человек, которых надо было прогнать через разрушенный город, в котором продолжали стрелять. Сержант на верил, что кого-то доведет. Скрыться среди развалин не представляло никакого труда. Однако он привел… Пятьсот человек. Пока колонна шла через город, к ней присоединялись немцы, вылезавшие из развалин и подвалов. И их можно понять. Боеприпасов у них не было, еды не было, медикаментов тоже не имелось. Что им еще оставалось. Не все горели желанием помереть за родину, за фюрера.

Оганесу запомнилось, как они, уже выйдя за городскую черту, гнали пленных вдоль шоссе, на котором стояли многочисленные танки и самоходки, которые так и не вступили в бой. Один из немцев, немолодой фельдфебель с перевязанной головой, долго и ошеломленно смотрел на этот грандиозный парад техники.

— И мы хотели с этим сражаться… — наконец пробормотал он.

* * *

— Вот так оно было, — закончил рассказ Копелян. — Говорили — на это Гитлер и рассчитывал — что мы с этим городом будем долго возиться, отвлекать силы от Берлина. Да только хрен там! Надоело всем воевать, хотелось побыстрее закончить. Но города после всех этих дел, можно сказать, и нет больше. Все снесли, к чертовой матери.

…Машина ползла с черепашьей скоростью, пробираясь вдоль плохо убранных завалов. То и дело попадалась горелая немецкая техника. Иногда — мелкими стаями.

— Это они пытались прорываться, — кивнул Копелян.

Еляков добавил:

— Это еще что! Километров в пятидесяти отсюда, возле Пиллау, есть такая коса Фрише-Нерунг, узкая полоска земли, выдающаяся в море километра на два, на три. Немцы с нее пытались эвакуировать свою бронетехнику водным путем, на транспортах. Да только наши самолеты им сильно жить мешали. Тоже кружились не переставая. Вот там, я вам скажу, зрелище… Вся эта коса просто забита битой и просто брошенной техникой. Вот буквально — слева море, справа море, посредине — сплошная свалка металлолома протяженностью в пару километров.

— Тому, кто не попал на корабли, не повезло. Как белым во время эвакуации из Новороссийска. Кто не попал, тому пришлось невесело. Красные тоже злые были… — усмехнулся Мельников.

Капитан покачал головой:

— Это как сказать. Во время Гражданской войны — там да. Кто успел сесть на корабль, те благополучно отбыли в эмиграцию. А в Восточной Пруссии были немного иные дела. У красных подводных лодок не было. А вот теперь-то… Балтийский флот, считай, чуть не всю войну был заперт в Финском заливе. Корабли играли всего лишь роль дальнобойных батарей, да морячки шли на берег, в морскую пехоту. Но в сорок четвертом они вырвались — да и как пошли топить все, что плавало под немецким флагом. Так что многие их тех, кто успел сесть на корабли в Пиллау, теперь рыб кормят. Я то, по специфике нашей работы, вот о чем думаю. Немцы ведь и разные документы вывозили. И вот сколько тайн Третьего рейха оказалось теперь на дне Балтийского моря… Может, там лежит и разгадка нашей тайны…