Тени чёрного пламени

Позже, прочищая печку, пришла мимолетная мысль о том, что хозяева уже не вернутся. А подумалось так из-за найденных в мусоре рваных кульков из-под сахара, круп и пары вздувшихся банок тушенки. Заначка была очень старая, скорее всего советских времен, да и следов возле хижины нет, даже месячной давности. Размышляя так, протопил буржуйку найденным вокруг более-менее сухим валежником, уселся на расстеленном возле теплого закопченного бока печи походном коврике. Живой огонь неторопливо, с достоинством пожирал сучья, по землянке поползли робкие волны первого тепла. Во мне вдруг проснулся зверский аппетит, и в следующие полчаса я уже уничтожил две банки тушенки, которые опять же непонятно как оказались в рюкзаке. Как это случилось, до сих пор не упомню. Все после смерти Даши сливалось в один нескончаемо длинный день, проживаемый без особого вкуса к процессу. А после был сон, более всего похожий на смерть, полное небытие. Черный провал, который длился по внутренним ощущениям всего один миг, а на самом деле прошло трое полных суток и еще пара часов. Сон не заставил боль уйти, однако в голове прояснилось, туман апатии рассеялся. Осознав, что лучше будет вернуться назад, в башню, я попытался выбраться с поляны, но удалось это не сразу. Немного скособочившийся от горя «шифер» сыграл со мной скверную шутку. Каким-то образом я прошел по узкой границе стыка двух «медленных» пластов блуждающей земли, а поляна с землянкой были чем-то вроде глаза бури в обычном мире. Маршрутизатор в какой-то момент отключился из-за перегрузки. Так случается довольно часто, если окажешься близко к границам серых земель. Данные с бреднянского сервера вступают в конфликт с потоком данных со спутника, и коммуникатор просто вырубается.

Еще трое суток я ощупью искал дорогу назад, обозначая дорогу вешками. Сбивался с пути, возвращался с полдороги к поляне, пока в какой-то момент не удалось нащупать те прошлые ощущения и выбраться из леса на твердую землю. Немного позже появилась связь и коммуникатор снова вырубился, на этот раз из-за тонны сообщений от артельщиков. Ребята искали меня все это время; как только я снова включил ПДА, они примчались всей артелью, а Норд без разговоров врезал мне в табло от души. Потом он еще неделю со мной не разговаривал, пока я не принес его любимый французский коньяк и мы не распили эту бутыль как раньше, из горла. Традиция эта повелась после одного случая, еще во время войны в Таджикистане. Мы, следуя отработанной еще за речкой тактике коллег из ГРУ, охотились за караванами с дурью, шедшими через границу плотным потоком. Местные сдавали наших погранцов духам с завидной регулярностью, доверия приграничным жителям и тем более военным не было никакого. И вот, по договоренности с пограничниками, мы выходили на сопредельную территорию и стерегли горные тропы, по которым духи гоняли караваны с тюками, полными чистого афганского героина. Между собой мы называли каждый выход экс, от длинного революционного термина – «экспроприация», означавшего вооруженный налет. В тот раз экс не получился, нам попалось всего четыре осла, груженных мелкой контрабандой, видимо, разведка облажалась. Однако среди прочего я нашел целый ящик французского коньяку, причем совершенно настоящего. Найти в мусульманской стране дорогой алкоголь – это уже чудо. Короче, нам с Нордом тогда осталась всего пара бутылок. Остальное ушло интендантам, командиру отряда, курировавшему наш участок, бутылку подарили капитану Шубину, хотя он взял лишь из солидарности. Этот странный, хитрый как змей особист признавал только русскую водку. Поскольку импортной «амброзии» было мало для нормального шабаша, мы отпивали по глотку после каждого удачного возвращения из поиска. Из горла, за жилым модулем связистов. После недельного бойкота, выставив перед угрюмо дующим кофе Юрисом пузатую зеленую бутылку, я рассказал старому другу все, не таясь. Постояли в глухом тупичке на заднем дворе башни, прикончили коньяк досуха. И с тех пор больше я в загул никогда не ударялся. Ведь кроме собственной дороги командир обязан видеть путь своих подчиненных, идущих следом, и не заслонять его собственными проблемами.