Тени Деймона: Шаг в неизвестность (СИ)

— А Дагор его знает, — махнул рукой капрал. — Наверное, полечу на одну из этих курортных лун, нервы лечить. Там девочки, говорят, просто огонь. То ли из-за хренового притяжения у них такие формы получаются, то ли вставляют они себе их…

— А, так вот почему стены твоей каюты при просвечивании ультрафиалетом похожи на шедевры авангардного искусства, — хмыкнул Зелинский.

— Да заткнись ты! Сам чем займешься, как государство с тебя слезет?

— А хрен его знает. Я же пробирочный. Ни родственников, ни знакомых, да и интересов особых пока не было.

— Знаешь, — задумчиво протянул капрал, — я тебе даже завидую. Начать жизнь вот так вот, с чистого листа, и ни о чем при этом не парится, ведь все за тебя оплатит государство.

— За тебя оно как будто не оплатит, — хмыкнул Зелинский, запрыгивая на броню лениво плетущегося по ущелью «Марка».

— Оплатит. Но это все равно не то… Слушай, ну раз ты все равно после войны ничем не занят, айда на луны Эсны вместе! Отдохнем, оттянемся, а заодно определишься с тем, что хочешь делать дальше.

— До следующей войны?

— Ну, надеюсь, она случится не в ближайшем столетии.

— Да вот я что-то сомневаюсь, — задумчиво протянул Зелинский. — В прошлый раз беломордые, несмотря на всю свою фанатичную чокнутость, нас не добили. Уверен, что мы в этот раз загоним их в каменный век? Или они так же, как и мы, оклемаются и решат взять реванш? Нет, брат, тут определенно кому-то выгодна вся эта заваруха, так что она будет разгораться снова, и снова, и снова. С определенной периодичностью. Думаю, кто-то из политиков хороший куш имеет со всего этого.

— Ну вот, и как после этого верить в светлое и доброе человечество, после того как ты поляну изгадил! — хмыкнул Буров, запрыгивая вслед за ним на броню.

— А вы, парни, верьте в бабло, — встрял в разговор Керский. — Оно, как говаривал мой отец, однажды победит зло. А еще поменьше трещите о подобных догадках. За такое, знаете ли, можно и к стенке встать.

— Он прав, — сказал лейтенант, — лучше бы вам, парни, о подобных мыслях не особо распространяться. Будь на моем месте сейчас другой — эти слова попали бы в рапорт и вас самих выперли бы из армии как неблагонадежных. Естественно, ни о каких пенсиях и выходных пособиях речи идти не будет. Но у нас сейчас магнитные возмущения в атмосфере, которые накладывают помехи на записывающие устройства, так что сделаем вид, что вы ничего не говорили, а я ничего не слышал.

— Так точно! — ответили они в один голос. И мир снова погрузился в тишину. Было в ней что-то неправильное. Неестественное. Будто затишье перед большой огненной бурей, которая должна вот-вот разразиться. Как только мы дойдем до той развилки… Развилки… Стоп… Это уже было. Все это. И это неправильно. Так не должно…

Голову вдруг пронзила острая нестерпимая боль. Она впилась буравчиками в виски и начала медленно, но верно, прогрызать себе путь внутрь моей черепушки. Перед глазами снова все поплыло.

— Эй, сержант. Сержант, что с вами? — раздался в ушах голос лейтенанта. — Медик! Медик, мать твою, ну-ка, быстро глянь, что там с ним!

Но в том патруле не было никакого медика! Ведь весь функционал по поддержанию жизни и первой медпомощи вшит в сам костюм.

Кто-то схватил меня за рукав. Тот самый медик. За рукав, затем за плечо, а после и вовсе попытался открыть стеклянное забрало моего шлема. Пора было действовать.

Одним мощным ударом я отправил лжемедика глотать пыль. Рывок. Он пытается вырваться, но мое колено припечатало его к земле. Удар! Осколки бронестекла, которое оказалось удивительно хрупким, разлетаются в разные стороны, а под ними… Оказываются маленькие черно-маслянистые глаза, на бледном безэмоциональном лице.

Боль ввинчивается все глубже, а по телу начинает разливаться противная слабость. Сдаваться нельзя. Не сейчас.

Удар, усиленный сервомоторами, превращает лицо медика в кровавую кашу. Картинка перед глазами слегка плывет, но тело все еще слушается.

Окидываю взглядом ущелье. Все бойцы нашего отряда собрались поотдаль. Шлемы открыты, маслянистый блеск черных безжизненных глаз буравит виски. Ноги медленно, но верно начинают подгибаться. Нет. Нельзя сдаваться. Не сейчас.

С трудом встаю. Плетусь к стоящему рядом транспортеру и начинаю карабкаться на броню. Сейчас. Сейчас эти уроды получат. По первое число получат.

По толпе идет какое-то странное движение. Боль продолжает усиливаться, а руки сами собой начинают разжиматься. Врубаю гравидвижки. Рывок вверх. Удар, выбивающий воздух из легких. Я на броне. Теперь осталось забраться в люк. Вон он, совсем рядом. Один рывок и…

Воздух становится густой и не хочет больше проталкиваться в глотку. Со лба стекают ручейки липкого жгучего пота. Внизу начинается какое-то движение. Нельзя останавливаться.

Рывком подтягиваю свое тело к люку и буквально падаю внутрь. Боль на мгновение проходит и в голове проясняется. Орудийный пульт совсем близко.

Внезапно на визоре появляется картинка, с которой на меня снова смотрят черные безжизненные глаза. Облегчение тут же растворяется, сменяясь новым приступом боли. Суки!