Тени грядущего зла

Толпа вечно бодрствующих существ, населявших его длинное тело, тихо шагнула вперед в темноту, унося с собой мистера Дака. Крики этих существ, их хныканье, их невнятные, мучительные восклицания звучали в его голосе:

— Мальчики? Вы там? Где бы вы не были… ответьте.

Чарльз Хэлоуэй бросился вперед, но тут же почувствовал, как комната повернулась и закружила его, как приказал этот тихий, этот легкий, этот очень приветливый голос мистера Дака. Чарльз Хэлоуэй упал на стул, думая об одном: слушай свое сердце! Опустившись на колени, он сказал: слушай свое сердце! Оно взрывается! О Боже, оно разрывается! — и не мог сдвинуться с места.

Разрисованный Человек кошачьей походкой вступил в лабиринт книг, стоящих на полках и мрачно ждущих чего-то.

— Мальчики?.. Вы слышите меня?..

Молчание.

— Мальчики?..

42

Где-то там, за миллионами книг, одинокие, неподвижные, потерянные за двумя дюжинами поворотов направо, тремя дюжинами поворотов налево, за переходами, за коридорами, ведущими к мертвым тупикам, запертым дверям, полупустым полкам, где-то в книжной копоти диккенсовского Лондона или Петербурга Достоевского, или в степях за ним, где-то в пергаментной пыли атласа или самой Географии, с чиханьем, спрятанным в пыли как капкан, скорчившись, лежали мальчики, мокрые от холодного пота и слез.

Спрятавшийся где-то Джим думал: он подходит!

Спрятавшийся где-то Уилл думал: он близко!

— Мальчики?..

Мистер Дак подошел, облаченный в доспехи из своих друзей, неся на себе коллекцию каллиграфических рептилий, которые покрывали его тело и светились в полуночной темноте. Мистер Дак шагал как чудовищная ящерица, покрытая пышной ризой стеклянных капель росы, защищенный броней нанесенных молнией изображений отвратительных плотоядных, позволявших ему бежать, опережая бури, благодаря сокрушительной силе тела. Там был птеродактиль с зубами и крыльями, острыми, как коса, который вскидывал его руки для полета под мраморными сводами. Вместе с намеченными тушью и вспыхивающими огнями образами разящей, острой, как бритва, судьбы, явилась и обычная толпа прихлебателей, крепко прицепившихся к каждой конечности, сидящих на чуть изогнутых лезвиях плеч, глядящих с его хрипящей груди, висящих в беспорядке микроскопическими миллионами в пещерах его подмышек, вопящих, как летучие мыши, готовые к охоте и, если понадобится, к убийству. Словно черная волна, хлынувшая на пустынный берег, шумящая в темноте, наполненная фосфоресцирующими красотами и подпорченными грезами, мистер Дак продвигался вперед, шипя и свистя ступнями, ногами, телом и острым лицом.

— Мальчики?..

Тихий, мягкий, настойчивый голос точно лучший друг звал бедняг, прячущихся в своих норах, проносился по сухой книжной пустыне; он скользил, крался, спешил, пробирался на цыпочках, он постоял среди египетских скульптур, изображавших божественных животных, прошаркал по темным историям мертвой Африки, ненадолго задержался в Азии, а затем направился к странам новейшей истории.

— Мальчики, вы слышите меня, я знаю! На стене табличка: «ТИШИНА»! Хорошо, я буду говорить шепотом: один из вас все еще хочет того, что мы предлагаем. Ну же? Ну?

Джим, подумал Уилл.

Я, подумал Джим. Нет! О, нет! Не я!

— Выходи! — цедил сквозь зубы мистер Дак. — Я гарантирую вознаграждение! Любому!

Бам-барарам!

Мое сердце! подумал Джим.

Это я? — подумал Уилл, — или Джим?

— Я слышу вас. — Губы мистера Дака дрогнули. — Теперь ближе. Уилл? Джим? Тот, который такой находчивый и проворный, не Джим ли? Выходи, мальчик…

Нет! — подумал Уилл.

Я ничего не знаю, — смятенно подумал Джим.

— Конечно же, Джим… — Мистер Дак выбрал новое направление. — Джим, покажи мне, где твой друг. — И зашептал тихонько. — Мы заткнем ему глотку и устроим тебе катание, которое досталось бы ему, если бы он думал своей головой. Верно, Джим? — проворковал он кротко. — Ты уже ближе. Я слышу, как прыгает твое сердце?

Стой! — думал Уилл, обращаясь к своей груди.

Стой! — Джим задержал дыхание. Стой!

— Любопытно… не в этой ли нише?..

Мистер Дак повиновался толпе изображений, тащившей его вперед.

— Ты здесь, Джим?.. Или… там, позади?..

Он без всякого умысла толкнул тележку с книгами и она покатилась на резиновых роликах в ночную темноту. Через некоторое время она врезалась во что-то, опрокинулась, и книги вывалились на пол, словно мертвые черные вороны.

— Вы оба ловко играете в прятки, — сказал мистер Дак. — Но есть кое-кто и половчей вас. Вы слышали этой ночью карусельный орган-каллиопу? А знаете ли вы, что кто-то очень дорогой вам катался на этой карусели? Уилл? Уилли? Уильям. Уильям Хэлоуэй. Где сейчас твоя мама?

Молчание.

— Она каталась на ночном ветру, Уилли-Уильям. По кругу. Мы посадили ее туда. По кругу. Мы оставили ее там. По кругу. Ты слышишь, Уилли. Один круг — год, еще один — год, еще один, кругом, кругом!

Папа! — подумал Уилл. — Где ты!