В это время в маленькой комнате сидел Чарльз Хэлоуэй, прислушивался к своему колотящемуся сердцу и думал: Дак не найдет их, я не двинусь, пока он ищет, он не может найти их, они не станут его слушать, они ему не поверят! Он уйдет!
— Твоя мама, Уилл… — вкрадчиво нашептывал мистер Дак. — Круг за кругом, и угадай, куда, Уилли?
Мистер Дак в темноте между полками описал круг своей тонкой, как у привидения, рукой.
— По кругу, по кругу… и когда мы разрешили твоей маме слезть и показали ей, как она выглядит в Зеркальном Лабиринте, тебе следовало бы услышать
Голос человека в темноте постепенно затихал, и вовсе смолк.
Теперь где-то в библиотеке кто-то едва слышно рыдал.
Ах…
Разрисованный Человек с удовлетворением выдохнул из влажных легких тошнотворные миазмы.
Даааааа…
— Здесь… — промурлыкал он. — Что? Каталог. На букве «М» хранятся мальчики? «П» — приключения? «С» — спрятанные, «Т» — тайно? «У» — ужаснувшиеся? Или тут хранятся под буквой «Д» — Джим или под «Н» — Найтшейд, «У» — Уильям, «Х» — Хэлоуэй? Где две моих бесценных человеческих книги, могу я полистать их, а?
Он ударил правой ногой по нижней полке стеллажа.
Он поставил правую ногу на полку, встал на нее и поболтал левой ногой в воздухе.
— Там.
Его левая нога утвердилась на второй полке. Он постоял, потом его правая, растолкав книги, пробила дыру на третьей полке, и так он лез все выше и выше, на четвертую полку, на пятую, шестую, ощупывая темные библиотечные небеса, сжимая руками полки, и снова карабкался выше, чтобы перелистать вечную темноту и найти на ее страницах мальчишек, словно они — библиотечные штампы на книгах.
Его правая рука, великолепный тарантул, украшенный венком роз, сбила книгу о гобеленах Байе, которая закувыркалась, падая в черную бездну. Казалось, прошел век, прежде чем гобелены обвалом золота, серебра и небесно-голубых нитей ударились об пол, превратившись в руины красоты.
Его левая рука дотянулась до девятой полки и он, задыхаясь и ворча, обнаружил, что книг там нет, полка пуста.
— Мальчики, вы здесь, на Эвересте?
Молчание. Лишь слабое рыдание, уже ближе.
— Тепло? Теплее? Еще теплее?
Глаза Разрисованного Человека оказались на уровне одиннадцатой полки.
В трех дюймах, лицом вниз, словно труп, лежал Джим Вайтшейд.
Полкой выше в черной катакомбе лежал залитый слезами Уильям Хэлоуэй.
— Вот и хорошо, — сказал мистер Дак.
Он протянул руку, потрепал Уилла по голове:
— Привет.
Уиллу показалось, что ладонь руки, медленно поднимавшаяся вверх, была похожа на восходящую луну.
На ней красовался его собственный портрет, сделанный синей тушью и огненно светившийся во тьме.
Джим тоже увидел руку возле своего лица.
Его портрет смотрел на него с ладони.
Рука с портретом Уилла сграбастала Уилла.
Рука с портретом Джима сграбастала Джима.
Крики и визги в темноте.
Разрисованный Человек напрягся. Изогнувшись, он не то спрыгнул, не то упал на пол.
Пинаясь ногами и крича, ребята полетели вместе с ним. Как ни странно, они приземлились на ноги, но не удержались, опрокинулись, и мистер Дак, зажавший в кулаках их рубашки, снова поставил их как надо.
— Джим! — сказал он. — Уилл! Что вы делали там, наверху? Надеюсь, не читали?
— Папа!
— Мистер Хэлоуэй!
Отец Уилла выступил из темноты.
Разрисованный Человек поставил мальчиков рядом и мягко обнял их одной рукой, затем пристально, с вежливым любопытством взглянул на Чарльза Хэлоуэя и потянулся к нему.
Папа Уилла успел ударить его, прежде чем тот схватил и стиснул его левую руку. Мальчики увидели, как Чарльз Хэлоуэй, задыхаясь, упал на колено.
Мистер Дак медленно сдавливал его левую руку и одновременно сжимал мальчиков другой рукой так, что у них затрещали ребра и перехватило дыхание.
Огненные круги, словно огромные отпечатки пальцев, поплыли в глазах Уилла.
Отец Уилла со стоном упал на оба колена, продолжая молотить Дака правой рукой.
— Будь ты проклят!
— Но, — тихо сказал владелец карнавала, — я уже…
— Будь ты проклят, будь ты проклят!
— Не слова, старик, — сказал мистер Дак, — не слова, книжные или собственные, но реальные мысли, реальные действия, быстрая мысль, быстрое действие — вот что побеждает. Вот что!