Читаем Тени и солнце полностью

Тени и солнце

На обратном пути в такси он сидел насупившись. Она прервала молчание, прижавшись к нему:

– Признайся, Джейк, ты ревнуешь.

Она рассказала ему не только о ночных выступлениях в кабаре на площади Пигаль, но и об истории с Саша.

– У тебя нет повода, никакого, – продолжала она. – Между нами все кончено.

– Ты и правда рискуешь из-за Лолы? Скажи честно.

– Это всего лишь преданность. Даже тем, кого больше не любишь, но когда-то любил. Могу поспорить, ты поступил бы так же.

– Джейк – благородный рыцарь? Спасибо, конечно, но я пас.

– Ты хороший парень, Джейк Карнеги, хочешь ты того или нет. Я-то знаю. И мне никто не нужен, кроме тебя.

– Единственная приятная новость за весь вечер.

За ветровым стеклом автомобиля засветилась размытая дождем неоновая вывеска отеля. Пальцы Ингрид скользнули ему под рубашку, и она почувствовала, как он вздрогнул.

– И сейчас тебе это докажу.

Глава 27

2 февраля, суббота

Жильдас Сенешаль закончил разговор, оставил мобильник на кухонном столе и открыл кран над ванной. Лола Жост обладает редкой силой воли. И исключительной верностью. Жаль, что она предана столь заурядным людям. Как бы то ни было, он сделает то, о чем она его попросила, – устроит ей встречу с вдовой Луи Кандишара.

Он подключил айпод к колонкам в ванной комнате, выбрал один из концертов Штокхаузена и стал наблюдать, как вода быстро наполняет большую ванну.

Лион, 1950 год. Стиральной машины нет. Вооружившись щеткой, доской и большим бруском марсельского мыла, мать стирает белье в квадратной ванне. Ей приходится тереть и тереть без конца, чтобы отстирать рабочую одежду отца-автомеханика. Она часами замачивает спецовку, чтобы смазка хоть немного отошла. И прежде чем помыться, нужно убрать стиральную доску и переложить вещи в таз.

После смерти бабушки дед живет с ними. Он обожает играть в домино и наблюдать за жизнью муравьев. Отец курит “Голуаз” без фильтра, мало говорит, зато много слушает радио, как и все Сенешали. Лучшая подруга мамы – Большая Люс, местная ясновидящая и знахарка. “Ты сможешь понять человека, дорогой мой Жильдас, если хорошенько к нему присмотришься и дашь выговориться всласть. Мозги отсохнут, зато будет прок”.

Он запрокинул голову и стал думать о Женевьеве. Когда они встретились, им обоим было семнадцать. Красивая, веселая, жизнерадостная, дочь образованных и состоятельных родителей – как она вообще обратила на него внимание? А ведь они не расставались до самой ее смерти. Она полюбила его, когда он был всего лишь мелким страховым агентом. Поддерживала, когда он, набравшись наглости, пошел наниматься в крупное рекламное агентство и один тип, не обремененный предрассудками, взял его на работу. Она не протестовала, когда он целиком посвятил себя служению Полю Борелю и проводил с “великим человеком”, как она его называла, больше времени, чем с ней.

После ее смерти Поль заказал одной из своих подруг-художниц портрет Женевьевы по фотографии. Когда Жильдасу передали полотно, он еле совладал с собой. Поль Борель был уникальным персонажем в политической сфере. Конечно, он мог без сожаления расстаться с самыми полезными соратниками, ставшими свидетелями его слабости, или годами ждать случая отомстить врагу, но никогда не был равнодушен к подлинному страданию. У него было доброе сердце. И он искренне любил свою страну и с удовольствием колесил по ней до полного изнеможения во время избирательных кампаний.

Жильдас не забыл ни малейшей подробности битвы с Кандишаром, интриганом, заключавшим союзы по принципу сиюминутной выгоды. А вот Поль завоевывал доверие французов и встречался с ними почти ежедневно, всегда энергичный и непринужденный, и это делало ему честь. Когда нужно было завоевать сердца соотечественников, он неизменно оказывался на высоте.

Или когда хотел завоевать женщину. Полная моя противоположность, подумал Сенешаль с улыбкой. Поль любил женщин до самозабвения. Ночами ему то и дело приходилось откуда-то удирать, воспользовавшись помощью Мондо, спутника не только приятного, но вдобавок ко всему неболтливого и понятливого. Когда дело выходило за рамки приличий, надо было отбиваться от журналистов, проявляя чудеса изобретательности. “Жильдас, у меня небольшая проблема”. – “Я все устрою, господин президент”.

Золотое и веселое было время, когда он устранял последствия раблезианских прихотей этого человека, задыхавшегося в официальном костюме и рвавшегося порезвиться, как жеребец в лугах.

Негромкие шаги по паркету. Мондо вернулся с покупками.

– Жильдас, на обед я купил сладкое мясо. Сделать соус с мадерой?

– Да, мне все равно.

– У тебя плохое настроение?

– Нет, просто нужно позвонить Матильде Кандишар. И попросить принять Лолу Жост. А мне ужасно не хочется. Матильда наводит на меня тоску. Значит, ей позвонишь ты.

– Но у тебя ведь лучше получится!

– Это не намек, Мондо. И закрой дверь. Не люблю принимать ванну с запахом кухни.