Тени и зеркала (СИ)

— Тогда всё понятно… Они знают, что мы ушли этим путём, через шахты. Они послали его за мной, — Альен озвучил очевидное, чтобы хоть что-то произносить — на лицо Бадвагура страшно было смотреть. Он заставил себя подойти и положить руку ему на плечо.

— Я не хотел этой смерти, Бадвагур. Даже ему — не хотел. Ты сам видел, как всё получилось.

— Не в этом дело, — качнул Бадвагур тяжёлой головой, с тем же неизъяснимым выражением глядя теперь на его ладонь, на рисунок вздувшихся вен в свете огнива. — Любая смерть скорбна, и горы оплачут его безрассудство. Но ведь я виновен.

— Что за ерунда? — Альен сильно встряхнул его — так, что агх покачнулся. — Забудь это, слышишь? Это сделал я. Я один.

— Это сделали мы, — резчик поднял окровавленную руку. — Когда он упал, то ещё дышал… Я взял что-то… Не помню. Камень, наверное. Ну, и…

Он отвернулся, не договорив. Альен на секунду закрыл глаза, пытаясь представить, каково ему сейчас.

Каково было ему самому, когда впервые пришлось убить? Давным-давно, стражник в храме в Вианте… Он выдохнул сквозь стиснутые зубы. Нет.

— Зачем? — прошептал он, опускаясь рядом с Бадвагуром. Его разумная часть кричала, что нужно срочно избавиться от тела и бежать — но он опустился рядом, моля и Порядок и Хаос о помощи. — Зачем? Испугался, что он нападёт на тебя? Да?…

— Не на меня, — еле слышно сказал резчик. — На тебя, волшебник.

* * *

После этого ясно было одно: назад дороги Бадвагуру не осталось. Того, что сделал он, агхи простить не могут. Они с Альеном не говорили об этом, но говорить и не требовалось: правда часто бывает слишком страшной для сказанных слов. Они выбрались на поверхность уже на рассвете, когда холодное сияние с востока остро впивалось в вершины гор. Сначала Альен почти ослеп, а потом несколько часов не мог привыкнуть к яркому свету — но зато, увидев наверху небо, почувствовал себя в безопасности.

Тело несчастного ювелира они оставили в шахте, кое-как оттащив от рельсов и завалив камнями. Альен пытался сделать всё сам, но Бадвагур заупрямился, хотя руки у него тряслись так, что даже у всего навидавшегося Альена к горлу подкатывал горький ком. Резчик и раньше был не особенно разговорчив, а теперь и вовсе смолк — лишь односложно отвечал на вопросы да отпускал сдержанные замечания о провизии или погоде. Альен не лез. Он знал, что многое в жизни нужно просто перетерпеть — пережить в одиночку, как лихорадку. Бадвагур сам должен пройти через горе и стыд, как подобает — многие знакомые Альена сказали бы: мужчине, но он думал — любому.

Пока он был под землёй, осень не только успела разгореться, но и уже начинала гаснуть. Спуск с гор дался куда легче подъёма — совсем скоро потеплело и стало легче дышать, но немногочисленные деревья уже сбросили золото и багрянец, а тоскливое небо серело, как застиранная рубашка. Лили дожди — иногда по несколько в день, Альен даже удивлялся их неутомимости. Бредя по предгорьм вдоль Старогорского тракта (перейти границу с Альсунгом он пока не решился, собираясь сначала разведать обстановку), Альен чувствовал себя губкой посудомойки — так он вымок; одежда не успевала просыхать и выглядела ужасно. Впрочем, это не мешало крестьянским замарашкам в редких крошечных деревнях глазеть на него, точно на воскресшего Ниэтлина Дорелийского, если бы он вновь пришёл завоёвывать Ти'арг.

Хотя — может быть, глазели они из-за Бадвагура: впервые видели настоящего гнома… Кто поймёт женщин, а тем более молодых. Альен предпочитал даже не пытаться.

Но их внимание было ему на руку: именно от девушек и дородных трактирщиц они услышали сотни слухов и россказней — часто неправдоподобных и противоречивых, но всё-таки хоть как-то отражающих положение дел. Мужчин в селениях почти не осталось — кроме стариков, калек и единственных сыновей: по призыву короля и лордов все воевали, как понял Альен, уже на юге и юго-западе, ближе к морю. Из архивов агхов он предусмотрительно захватил пару точных карт и теперь пытался хотя бы примерно наметить маршрут альсунгских войск. Видимо, ударили они сразу с двух сторон — из-за гор и с моря; довольно необычно и, если подумать, слишком тонко для северян. От центральных земель королевства и Академии их, конечно, пока оттеснили на запад, но прорвать хилую ти'аргскую оборону — наверняка только вопрос времени. Альен видел, что осталось от селений, где альсунгцы уже побывали, — иногда обгорелые деревяшки, а иногда не было даже их. Просто голое место, залитое дождями — жирная, напитавшаяся кровью земля. Кое-где — втоптанные в грязь монеты, альсунгские кристаллы, тряпичные куклы крестьянских детей… О припасах говорить вообще не приходилось — амбары стояли полупустыми, а в кладовках, кажется, передохли даже мыши.