Слухи попадались разные — правдоподобные в большей или меньшей степени, но одинаково зловещие. Рассказывали о падежах скота и болезнях земли, о новых, незнакомых паразитах в деревьях и порченой воде в колодцах. О том, что умер король Альсунга, а значит — быть скоро новой войне, а значит — в Ти'арге снова подскочат налоги и другие, менее официальные поборы. О том, что от Дорелии и далёкого Феорна, её марионетки, нечего ждать помощи, и что паломники из Минши, принёсшие на материк культ Прародителя, всё стекаются к Белому Камню и кричат жуткие речи о конце света; о кровожадных тенях и призраках, и беспокойных духах из лесов, гор и воды, что крадут детей и нашёптывают нечистые мысли. А главное — что учёные из Академии, несмотря на весь их хвалёный разум, забыли о них, простых людях, и не спасут ото всех этих бедствий. Проще ждать помощи от Отражений из закрытой Долины в Дорелии — так заявляла одна громкоголосая статная фермерша, чей сын ушёл туда постигать магию. Альен смотрел на неё с интересом, пытаясь угадать черты его лица и природу дара — но, конечно, мог лишь строить догадки.
Суть всех слухов сводилась к одному — гармония Обетованного разрушена, всё идёт не так. С одной стороны, Альен не был готов относиться к ним совсем уж серьёзно, ибо когда и где жили люди, не говорившие такого?… С другой — это слишком уж отливало его собственной жизнью и следами его тёмной магии, которые пульсировали вокруг, подобно невидимой липкой паутине, где уютно было ему одному…
Однажды, в один из первых вечеров их странного похода, Бадвагур и Альен сидели возле костра, захваченные врасплох подступающей темнотой. Искры летели в небо, отливая то зелёным, то пронзительно-жёлтым: чтобы огонь разгорелся быстрее, Альен применил магию. Теперь он сидел спиной к обочине тракта, вытянув гудящие от усталости ноги поближе к пламени и смазывая травяным бальзамом наработанные ходьбой мозоли. Дряхлый конь пасся неподалёку, без особого рвения пережёвывая редкую жухлую траву. Глядя на него, Альен усомнился в том, что он потянет путь через горы — вполне возможно, придётся его отпустить…
Словно отвечая на его ленивые, неповоротливые мысли, Бадвагур завозился по другую сторону костра — поворошил хворост. Потом запустил руку в вещевой мешок; Альен ожидал увидеть лепёшку или кусок сыра, который они совместными усилиями выторговали днём у сварливой фермерши — настолько несговорчивой, что у некроманта уже возник порыв применить к ней чары внушения. Однако вместо этого Бадвагур извлёк кожаный свёрток и с обычным своим безмятежным видом принялся раскладывать что-то на земле. Заинтересованно наблюдая за ним, Альен смотрел на необычные, тонкой работы металлические инструменты — разных размеров резцы, широкие лопаточки, какие-то свёрла… Все они содержались в безукоризненном порядке и, отполированные, блестели у огня не менее ярко, чем прекрасные агховы доспехи.
Он кашлянул, надеясь вызвать Бадвагура на разговор, но тот с такой любовью был поглощён своим занятием, что никак не отреагировал.
— Что это… — и тут голос Альена пресёкся, и что-то противно сжалось в животе. Последние отблески багрового заката сразу показались зловещими, а в агхе теперь раздражало всё, вплоть до роскошной бороды… Следом за инструментами из свёртка появилось нечто совсем неожиданное.
Статуэтка — маленькая, не больше человеческой ладони, но высеченная с таким поразительным искусством, что он бы сразу определил: работа не человеческая. Стремительная, опасная чёткость линий, изощрённость изгибов, замерших в черноте блестящего камня — такой непроницаемой, чернее ночи вокруг, чернее силуэтов гор. Нагло раскинутые крылья, чуть заброшенная назад гордая голова — как у змеи, но разумной, — гибкость хвоста, где прорезана каждая чешуйка…
Дракон. Совсем как из сна-воспоминания Фиенни — только не красный и не огромный. Жар пламенного дыхания, залитая кровью половина небес… Альен зажмурился. Последнее из сознания Фиенни, к чему тот его подпустил — скорее всего, ненароком. Последнее перед тем, как он увидел его остановившееся глаза, его неподвижно распростёртое тело, безупречное в почти мраморной завершённости.
— Волшебник!.. — Бадвагур, оказывается, тряс его за плечо; Альен, с трудом узнавая, скользнул по нему мутным взглядом и попытался снова дышать. — Всё хорошо, друг? Что с тобой?
«Друг»?… Это что ещё за новости? Просто вырвалось или?…
Альен решил тактично притвориться, что ничего не заметил, и поспешно отвёл глаза.
— Что это? — спросил он наконец, осознавая, как глупо это звучит. — Дракон?
— Ну да, — несколько успокоившись, Бадвагур отодвинулся и с благоговением провёл по статуэтке чутким мизинцем — по тому участку, который, видимо, считал незаконченным. — Одна из лучших моих работ. Сижу над ним вторую луну. Нравится?
Последний вопрос агх задал нарочито небрежно, как бы мимоходом, но Альену было очевидно, что он взволнован. Даже не идеальной чистоты щёки, и обычно довольно румяные, теперь напоминали те яблоки, из которых в Дорелии готовят чудный сидр.