— У себя или в Меи-Валирни, вот уж не знаю… Сейчас, — Индрис ненадолго нахмурилась, приложив кончики пальцев к зеркалу на поясе. — У себя. Но я пойду с тобой, ужасно хочу послушать… Ох, какая жалость, что он не приедет! Жестокий, ты испортил мне настроение… Но ученика твоего надо проводить, — она собственнически подхватила Соуша под руку; тот уже смотрел на неё глазами преданного пса — почти с тем же восторгом, как на Альена. — Сейчас у кого-то из беззеркальных как раз занятия, пусть познакомится со своими сородичами. А потом мы хорошенько его накормим… Старший, наверное, разрешит ему мясо, как ты думаешь? Ему ведь не надо осваивать Силу…
— Сначала выслушайте меня, а потом кормите Соуша!.. — страдальчески возвысил голос Нитлот, прерывая её словесный поток; его задело, что его-то никто не встречал с угощением и, судя по всему, не особенно ждал. — И, кстати, Альен не спрашивал о тебе. Если вдруг интересно.
— Ах, ты не отомстил мне, глупый! — смех Индрис снова рассёк мирную тишину Долины, как клинок. — Я-то знаю, что всегда в его сердце… Я ношу дитя, Нитлот, — с внезапной серьёзностью выдала она. — Снова… Если бы ты привёз нам Альена, я бы попросила его провести обряд Наречения-в-утробе. Но раз нет, то нет…
Некоторое время они шли молча, бок о бок, петляя меж тенистых рощиц и молчаливых скромных домов. Лошади присмирели, и иногда Индрис гладила их гривы — бережно, как косы подруг.
— Он бы нарёк твоего ребёнка каким-нибудь полубезумным именем, — попытался утешить её Нитлот, когда немного пришёл в себя. — Гэрхо или как-то вроде этого…
— Гэрхо… — задумчиво повторила Индрис, пробуя слово на вкус. — Так раньше называли бурю, верно? А знаешь, мне нравится… Я запомню твоё предложение.
Нитлот молча возвёл глаза к небу.
Домишко, который в незапамятные дни выстроил себе Мервит, донельзя подходил его чудаческой натуре. Со сглаженными, почти округлыми углами и выпуклыми стенами пёстрой кладки, с круглыми же окошками и дымовой трубой, зимой и летом скрытой под побегами вьюна, домик напоминал разноцветную игрушку какого-нибудь странного, одинокого ребёнка-фантазёра. Теперь Нитлот, как и прежде, смотрел на него с неодобрением: аляповатое пятно на ровной гармонии приглушённых тонов Долины… Но сегодня он так устал, что по старой привычке ввалился без стука и не особенно задумывался о месте, куда пришёл. К тому же рёбра вновь ворчливо заныли, да и злость на Индрис пока не покинула его.
Седая, с остатками рыжины, грива Мервита склонилась над столом: он вдохновенно мастерил что-то, вооружившись лупой и тонкими инструментами. Что ж, этого следовало ждать. Сейчас, как и всегда, стол Мервита ломился от колбочек и оловянных шариков, цепочек, шестерёнок, зажимов, маленьких аппаратов загадочного предназначения — механика была его страстью. Мервит славился скромностью (вообще-то не совсем типичной для зеркального народа), но Нитлот знал, что треть всех приспособлений Долины точно сделаны его руками.
Нитлот прошёл вперёд, с блаженством утонув истерзанными ногами в искусственной траве, что покрывала пол. Удивило его лишь то, что Мервит был не один: белобрысый прыщавый паренёк лет четырнадцати сидел возле стола, скрестив ноги, и вдохновенно перечерчивал какую-то пентаграмму (Мервит вообще любил обучать графической магии — бессмысленное занятие, с точки зрения Нитлота: сам он успел убедиться, что беззеркальным обычно не хватает на неё ума). Мальчишка даже кончик языка от усердия высунул и не поднял головы, когда вошёл Нитлот. Наверное, один из лучших учеников, раз Мервит допустил его в свою одинокую нору.
— Нитлот, — механик сдержанно кивнул ему, вставая, и протянул грязноватую ладонь. Людской обычай, не так давно укоренившийся в Долине. — Я через Индрис понял, что ты здесь. Старший совсем плох. Силы покидают его.
— Силы покидают и меня, — буркнул Нитлот, поморщившись от боли, когда Мервит слишком сильно тряхнул ему руку. — Невесёлое, знаешь ли, было путешествие.
— Я догадался, — в глазах, испещрённых красными ниточками лопнувших сосудов, мелькнуло что-то вроде сочувствия. — Присаживайся, расскажешь всё по порядку.
— Да не стоит, я не хочу надолго задерживаться, — Нитлот показал глазами на мальчишку и осторожно кольнул Мервита мысленным вопросом: он понимает по-нашему? Механик успокаивающе отмахнулся, но садиться Нитлот всё-таки не стал — его уже шатало от усталости, а ждать от Мервита угощений было глупо… В трапезную и спать — спать, спать, пока не выветрятся из памяти эти безумные недели в Альеновом лесу.
Он начал рассказывать стоя, стараясь не особенно витийствовать и не вдаваться в лишние подробности. Иногда это и не хотелось делать — например, при описании твари Хаоса или умертвия; Нитлот не распространялся о своей боли, об унизительном ужасе — к чему, если искорёженное тело говорит само за себя… Мервит многое понимал без слов. Он молчал, с прищуром глядя на него из-под нависших бровей, перекатывая по столу пыльные шестерёнки. За круглым окном разгорался день.