Тени и зеркала

— Всё верно — ты же часть леса, — в глубокий, ровный голос Ведающего закралась печаль. — И ты права, дитя. Конечно, ты не сообщила мне ничего нового, но я ждал твоего прилёта: ты должна была заметить это одной из первых. Ты особенно тонко чувствуешь искажения красоты, Тааль, а эта, как ты назвала её, «зараза» — одна из самых уродливых вещей на свете… Подойди сюда, — он поманил гостью крылом — таким большим, что тень от него закрывала половину гнезда. Тааль робко шагнула к коричневым камешкам. — Смотри, — Ведающий дотронулся до одного из них кончиком клюва. Камешек вздрогнул, и Тааль отшатнулась — как растение выпускает споры, он выпустил из себя восемь членистых ножек и две клешни. На её глазах гладкая поверхность преобразилась в ребристый панцирь, и крошечное тельце увенчалось длинным, угрожающе загнутым хвостом. Странное существо принялось перебирать ножками и двинулось к Ведающему, направив на него еле различимое жало на кончике хвоста. Тааль охватила брезгливость.

— Кто это?…

— Каменный скорпион из Пустыни Смерти. Три дня назад наши разведчики принесли мне несколько — и на моей памяти это первая их колония в лесу.

— Но как они прижились у нас? Ведь здесь для них чужой климат… — от упоминания Пустыни Тааль пробрала дрожь: само слово пахло гибельным жаром и безлесой, беззащитной землёй, придавленной слоями песка.

Ведающий вздохнул.

— Это и для меня загадка. Но их появление и то, что ты видела, — грибы из одной грибницы. Пустыня не первый год ползёт всё дальше на север, к нам… Она подбирается исподтишка, проникает под кожу леса, а мы видим нарывы — и пока, увы, не знаем, как с ними бороться.

Тааль задумалась, наблюдая за скорпионом, который запутался в веточках на дне гнезда и теперь, неуклюже завалившись на бок, беспомощно барахтался. Почему-то она испытывала скорее гадливость, чем жалость. А слова о Пустыне ей совсем не нравились: Ведающий говорил о ней, точно о существе с собственной волей.

— То есть… Она сама ведёт себя так? Вот так необычно расширяется? — осторожно спросила Тааль.

Ведающий зорко взглянул на неё.

— Ты считаешь, что она на такое способна?

Тааль снова смутилась. Она всегда со стыдом, хотя и с готовностью, признавалась в своём невежестве.

— Не знаю, мудрейший. Я вообще мало знаю о Пустыне — только то, что нам там не выжить…

— Конечно, не сама, дитя, — скорбно ответил Ведающий. В воздухе неподалёку раздались чьи-то голоса, и он прикрыл крылом скорпиона, не дотрагиваясь до него. — Только магия может управлять этим. Чёрное колдовство тех, кто живёт за Пустыней, на юге, — он вздохнул. — А ещё на востоке, за морем. Не первый год я чувствую, что слишком многое идёт не так. Равновесие рушится, и теперь зараза добралась до нашего Леса… — он помолчал. Стало так тихо, что Тааль боялась дышать. Ей было не по себе от откровенности Ведающего: зачем, почему он говорит подобные вещи — великие, страшные вещи — ей, не способной понять их?…

Она с трудом разжала клюв, но вместо связной фразы выдавила лишь горестную трель.

— Снизу мне уже рассказали, что ты встретила раненую майтэ на больной земле, — продолжил Ведающий, глядя теперь куда-то поверх её головы. — Она что-нибудь объяснила?

— Что кентавры подстрелили её… Мне и это странно слышать, мудрейший. Разве кентавры нам не друзья?

Ведающий вздохнул ещё более тяжко, подвернул под себя лапы и уселся — в рассеянности чуть не придавив скорпиона. Тот в панике выбежал на середину гнезда, втянул жало и свернулся в комок, приняв прежний безобидный облик.

— Нашему гнездовью — пока да, но не всем майтэ. Это одна из новостей, которые меня не радуют. Надо бы расспросить подробнее эту девочку… Я буду благодарен, Тааль, если ты сделаешь это.

Тааль не сразу осознала, что Ведающий впервые назвал её по имени, но поспешно закивала.

— Конечно. Но значит ли это, мудрейший… — она замялась, — что кентавры в союзе с теми… за Пустыней? И кто они такие?…

Она осеклась, ожидая отповеди или просто мягкого ответа о том, что её это не касается. Однако на лице Ведающего вместо недовольства отразилась боль — так, как если бы она заговорила о какой-то давней его утрате. Впрочем, такой утраты ведь не было и не могло быть: Ведающие отходят от своих семей, едва встают на крыло, а потом никогда не ищут себе пару и не выводят детей. Таков закон.

— Разве ты ещё не поняла? — Ведающий кивнул на раскрошившийся камень. — Наши прекрасные и жестокие братья. Те, кто построил эту Лестницу.

ГЛАВА II

Дорелия, Энтор. 3916 год по человеческому летоисчислению

Ривэн завернул за угол и привалился спиной к стене. Сердце колотилось так, что болели рёбра; он опустился на корточки, хватая ртом воздух. Он уже и не помнил, когда в последний раз так быстро бегал: мышцы горели и определённо приготовились болеть. Ривэн с досадой поморщился, но в тот же миг его ударила мысль, от которой всё внутри озарилось радостью: спасся, сбежал, не схватили!.. Со счастливой и глуповатой улыбкой он обозрел забытый всеми четырьмя богами грязный переулок, убедившись, что вокруг никого, а потом вытащил из-за пазухи добытое сокровище.