Тени из преисподней

— Извините, пожалуйста. Вы вошли как-то незаметно…

— Ничего страшного. Это вы меня извините. К сожалению, ваше время… Боченко выразительно посмотрел на Проловича.

— До свидания, Лида. Я постараюсь сделать все возможное, — Пролович хотел сказать что-нибудь еще, чтобы на прощание подбодрить Лиду, но так и не нашел подходящих для этого слов.

Уже выходя из кабинета, Лида задержалась у дверей, обернулась и сказала:

— Я не сумасшедшая, поверь, Сережа! Мне страшно, Сережа, забери меня!

К горлу Проловича подкатился комок, глаза заволокла пелена и он лишь кивнул головой…

Боченко проводил Лиду и вскоре вернулся:

— Ну, как первое впечатление? Насколько она изменилась, ведь вы ее хорошо знали до того, как все произошло?

— Честно говоря, я не заметил у нее никаких особых отклонений, но…

— Договаривайте.

— Она мне рассказала, что на ее мать напала мертвая женщина.

— Вот видите, в данном случае налицо расстройство рассудка, которое может перейти в настоящую шизофрению. Обратили внимание на то, что она все время боится?

— Да, — недовольно кивнул головой Пролович.

Сергея раздражало то, что Боченко, как ему казалось, старался не внушить ему веру в выздоровление Лиды, а отнять последнюю надежду на это.

— Так что придется ей немного у нас полежать.

— Но ведь вы сами слышали, она утверждает, что не сумасшедшая?! Причем утверждает волне осмысленно.

— Ни один сумасшедший, как правило, не считает себя больным. Так что ее опровержения абсолютно ничего не доказывают.

— Но… Может быть дома ей было бы лучше?

— Однако, насколько я знаю, она жила вдвоем с матерью и после смерти последней у Санеевой не осталось никого из родственников. А одна она сейчас жить не может. Пока, во всяком случае. Так что этого самого «дома» у нее как бы не существует.

— Но… Она могла бы жить и со мной. Вы сами слышали — она хотела, чтобы я ее забрал.

— Вы ее любите?

— Да, — Пролович нервно достал сигарету, закурил без разрешения и тут же, смутившись, погасил ее о край фарфоровой пепельницы, стоящей на столе.

— Вы курите, не стесняйтесь. Я так и думал. Поймите, я не ханжа, но есть закон и по этому самому закону я не могу позволить вам увезти ее к себе. Хотя, может быть, ей и в самом деле было бы сейчас лучше с вами, чем здесь.

— Но ведь это абсурд?! Циркулярами и инструкциями нельзя предусмотреть всех жизненных ситуаций.

— Если бы вы были расписаны, к примеру, с этим не было бы никаких проблем.

— Мы распишемся.

— Это не так просто. Во всяком случае сейчас, когда Санеева не в себе, это почти невозможно. И это, я вам скажу, не такой уж плохой закон.

— Чем же он так хорош?

— Хотя бы уже тем, что хоть как-то защищает душевнобольных от злоупотреблений со стороны циничных людей.

— Каких злоупотреблений?

— Например, их могут под разными предлогами брать для того, чтобы заставлять работать.

— А у вас не заставляют?! — вспыхнул Пролович.

— Должны же они хоть что-то делать, — уклончиво ответил Боченко.

— Надеюсь, Лида не будет работать?! — в голове Проловича послышались металлические нотки.

— Само собой. Работают только… Это неважно. Я могу обещать — с Санеевой будут обращаться хорошо. Знаете, все те ужасы, которые сейчас модно рассказывать о психушках, не всегда имеют место в действительности.

17

Пролович сидел в шикарном пляжном кресле и подставлял лицо теплым солнечным лучам, ласково греющим его смуглые щеки. На пляже больше не было ни единого человека, только в соседнем шезлонге сидело что-то неопределенное, закутанное в толстый шерстяной плед.

— Вам не жарко? — спросил Пролович и удивленно взглянул на соседа.

— Нет, потому что я — Брежнев, — ответил сосед и из пледа и в самом деле, выглянуло хорошо знакомое Сергею лицо с большими, сросшимися бровями.

«Вот это да, как же я рядом с Брежневым оказался? Надо же — с такой личностью встретился!» — радостно подумал Пролович, но, не желая выдавать своего восторга, невозмутимо спросил:

— А разве Брежневу не может быть жарко?

— Нет, я очень старый и меня плохо греет кровь. Поэтому мне всегда холодно.

— А почему вы без охраны?

— Потому, что на нее не хватило пленки.

— Как это?

— Присмотритесь ко мне внимательнее — я ведь черно-белый, — Брежнев почти полностью раскрылся и тут Пролович обратил внимание на то, что бывший генсек и в самом деле похож на объемное изображение черно-белого телевизора.

— Но почему же так? Как же это получается? — удивленно спросил Сергей.

— Очень просто. Еще перед смертью меня засняли на кинопленку и теперь я могу жить вечно, но только в черно-белом изображении. А на охрану не хватило пленки, — пояснил Брежнев.

— Что же вас на цветную не засняли?

— Не было. Ну и как ко мне теперь относятся?

— Вначале ругали очень, а теперь перестали — Горбачев гораздо хуже.

— А может искупнемся? — предложил Брежнев и вошел в воду прямо в костюме.

Огромная волна поглотила его в свое чрево и бывший генсек исчез в пучине. Сергей уже хотел было броситься на помощь, но тут его пронзил слабый, едва различимый призыв Лиды:

— Сережа, помоги! Сережа!