Тени из преисподней

— Этого я не могу вам сказать. Видите ли, сон скорее всего, похож на автоголограмму и наше сознание может, видимо, охватить лишь ее часть. Иначе говоря, сон что-то вроде компьютерной игры, а наше сознание выполняет роль джойстика. На экране мы видим лишь часть города, но все его остальные части тоже существуют, но вне экрана — в памяти компьютера, и появляются по мере нашей ходьбы. Так и во сне. Мост и река, наверное, были в другой части вашей мысленной голограммы, в которую я попал. А ваше сознание в это время было на другом берегу.

— Но тогда получается, что мир сна не ограничивается тем, что воспринимает наше сознание?

— Очевидно. Более того, сон — это, быть может, какое-то биологическое поле, своеобразная голограмма, на девяносто девять процентов построенная бессознательным, — Пролович впервые высказывал свои идеи без опасения, что его сочтут сумасшедшим.

— Но как же тогда вы попадаете в чужие сны? И почему только вы, а я, например, нет?

— Я не могу ответить на эти вопросы, я сам недавно обнаружил, что могу это делать. Может быть, в таких случаях происходит взаимопроникновение полей сна или их своеобразная интерференция. Здесь нужны специалисты.

— Как вы себя сейчас чувствуете?

— Вполне удовлетворительно. Но… Но сегодня я потерял очень близкого человека.

— Дело в том, что из Минска приехал специалист по парапсихологии и он хотел бы вас немного посмотреть и побеседовать.

— Чтобы помочь засадить меня в тюрьму?

— Не думаю.

— Сегодня мне очень плохо. Не физически, конечно. Поэтому я предпочел бы отложить этот разговор на завтра.

— Но это очень хороший специалист и он мне сказал, что для него очень важно поговорить с вами именно сегодня. Иначе я бы не настаивал. Он к тому же сказал, что получил от вас очень интересное письмо.

— Письмо? Какое письмо? Как его фамилия? — оживился Пролович, вспомнив о письме, отправленном в Минск.

— Кабцев.

— Кабцев? Тогда я согласен с ним поговорить и чем быстрее, тем лучше.

— Хорошо, я сейчас его приведу, — удовлетворенно кивнул головой Боченко и вышел в коридор.

23

Минут через пятнадцать Боченко вернулся в сопровождении низенького и очень толстого пожилого человека и тут же представил Проловичу своего спутника:

— Александр Федорович Кабцев. Я вас оставлю — дела.

Толстяк плотно прикрыл дверь вслед за Боченко и внимательно посмотрел на Сергея.

«Наверное, тоже считает, что я псих», — подумал Пролович, и от досады ему и в самом деле захотелось выкинуть что-нибудь идиотское, например, изобразить собаку и укусить Кабцева за ногу.

— Я получил ваше письмо, — Кабцев первым нарушил достаточно тягостное молчание.

— Ну и как — я не показался вам сумасшедшим? Кстати, хочу предупредить, я здесь лежу с диагнозом «шизофрения».

— Меня уже об этом предупредили. Наша беда в том, что во всех случаях жизни мы, как тот страус, прячущий голову в песок, обвиняем людей в шизофрении, если они хоть как-то отклоняются от стереотипа. Я понимаю ваше состояние и, я говорю об этом совершенно серьезно, подозреваю, что вы вполне нормальный человек, — мягко сказал Кабцев и улыбнулся той особенной улыбкой, какой могут улыбаться одни только толстяки.

— Извините за мой тон, я и в самом деле немного здесь устал. Сегодня утром умерла девушка… Она была моей невестой, — Пролович смахнул рукой невольно навернувшуюся слезу и отвернулся к окну.

— От чего она умерла? — резко спросил Кабцев, но тут же смутился. Простите за бестактность, но это очень важно.

— Я еще не знаю официального заключения, но… Это может показаться вам странным… — Пролович замялся, не зная, продолжать ли ему свой рассказ.

С одной стороны, хотелось рассказать, с другой же Пролович надеялся на Кабцева и не хотел заранее давать тому повод подозревать его в шизофрении. Кабцев, видимо, понял, что делается на душе у Сергея и поспешно заверил:

— Можете рассказывать все, что случилось, я уже сказал, что не считаю вас сумасшедшим. Постарайтесь припомнить все, что с вами случилось после того, как вы отослали мне письмо. Я уже успел кое-что выяснить у вашего друга Бумагина, но пока мне не хватает кое-каких деталей. Не будем терять времени — у вас может больше не быть такой возможности поговорить со мной наедине.

Спокойный, уверенный тон Кабцева, располагал к откровенности, и Пролович начал свой рассказ. Кабцев слушал с большим вниманием, и постепенно Сергей стал говорить обо всем с полной откровенностью, стараясь припомнить мельчайшие детали. По мере рассказа Сергея Александр Федорович становился все более мрачным, а когда Пролович дошел до смерти Лиды, Кабцев буквально посерел.

— Что с вами? — удивленно спросил Сергей.

Для Кабцева Лида была совершенно чужим человеком, поэтому Проловича несколько озадачила такая реакция ученого.

— Я опоздал! Я опоздал! Неужели тень вновь появилась и появилась так быстро?! — едва слышно пробормотал Кабцев и уставился в угол, словно он был один в комнате.

— Какая тень?! — почти крикнул Пролович.

Кабцев вздрогнул, оглянулся на Сергея, медленно встал со стула и подошел к нему: