Тени колоколов

Лишь под утро боярин затих. Яким посмотрел в дверную щель, обрадовался: «Слава Богу, спит! Христос-Спаситель, помоги!..». Зевнул, раскрыв волчью пасть, перекрестился и лег у порога прямо на голый деревянный пол. Уснул, как умер, — крепко, без сновидений. Даже и не заметил, как солнце бросило на землю свою позолоту. «Ку-ка-ре-ку!» — петухи рвали свои горла. Но Яким и петухов не слышал, так утомился за ночь. Проснулся от стука в ворота. «Ох, Матушка-Богородица! Проспал!» Вскочил, выбежал на крыльцо, боком спустился с крутых ступенек, доковылял до высоких тесовых ворот.

— Кто там? — спросил шепотом.

— Это я, открой…

В узкую щель протиснулся Макар, уличный сторож, огромный, с рыжей бородою.

— Что разбудил, чирей?

— Возы пришли из Отрадного, — загудел басом сторож, сам кивком показал за ворота. — Холсты, бают, привезли, лисьи меха, растопленный воск и три бочки меда. Пустить?

— Вначале спрошу самого, — Яким поковылял в хоромы.

Зюзин сидел обложенный подушками. Борода и усы в пуху, седые волосы мокрые. Глаза мутные, больные. Яким дословно передал услышанное.

— Ну, ну, — добрая весть смягчила князя. — Скажи им, пусть ждут.

Когда Яким вышел с приказом во двор, обозные уже спали на траве-мураве. Только один парень удивленно разглядывал всё вокруг. Чего уж говорить, богат Матвей Зюзин, очень богат. Одних только сел у него под Москвой шесть, да ещё три имения где-то в дальних краях. И терем его двухэтажный, из желтого кирпича сложен. Окна из чистых стекол, наличники резные, как напоказ. За теремом зеленеет густой старинный сад, житницы разные, амбары, коптильни, маслобойка… Чего только нет!

Через часок на крыльцо выплыла широченная фигура в красной шубе, куньей шапке. На губах у боярина — недовольство. Чем ниже кланяются ему мужики приезжие, тем строже становится его взгляд.

— Щами вчерашними вели их накормить! — пощупав все три воза, бросил он Якиму и, подобревший, снова поплыл в терем. Когда обоз выгружался в бездонные амбары, Матвей Кудимыч думал о том, каким бы счастливым он был, если б на тот свет не ушли жена его, Акулина Романовна, да Пульхерия, их разъединственная дочка. Чума их сгубила. Да и брат Василий пропал без вести. Пол-Москвы он поднимал на его поиски — тот словно в воду канул, не нашли его… Признаться, брат ростом был только высоким, умишком-то Бог его не наделил. Даже в воеводы не вышел. Царем прогнан из Кремля, где недолго служил. Ничего, его голыми руками не возьмешь. Он, Зюзин, так врагам не дастся. Кто они, его гонители? Морозов с Бутурлиным? Львов? Клопы холопские! Они только при Михаиле Федоровиче, отце нынешнего царя, наверху оказались. «Не проглотите, подавитесь!» — думал Матвей Кудимыч. Хорошо, теперь его Никон поддерживает, с ним он не пропадет. Теперь Патриарх Государь, а не молодой Романов. Такой владыка у них, каких Россия не видывала сроду! Ума палата!..

В животе у Зюзина снова забурлило. Крикнув повариху, он заказал завтрак. Съел копченую стерлядку, выпил два сырых яйца, ковш ряженки да ковш клюквенного кваса. Хорош квас, ядреный! Хлопнул в ладоши князь — и вот уже перед ним стоит ключник Яким, который словно и не выходил из хором, а всегда, навострив козлиные уши, стоял у порога.

— Мужики из Отрадного уже уехали?

— Уехали, уехали! — кланялся ключник. И сообщил: — Пресветлый Патриарх тебя приглашает. Вечером…

— Откуда знаешь, сморщенный огурец? — Зюзин косо посмотрел на смерда.

— Монах приходил недавно. На улице с ним беседовал. Рассказал мне, что множество новых книг они напечатали, с красивыми рисунками. Библию обещал мне подарить. Вот пошлют сюда его в следующий раз, и принесет…

— Э-ка, нашелся библейщик!.. Ученостью свое уродство всё одно не скроешь. Ты ведь ключником у меня служишь, а не чернецом монастырским.

— Уж лучше бы в монастырь уйти… — хотел было восстать ключник, но, увидев злое лицо своего хозяина, мышонком проскользнул за дверь. Горяч, очень горяч князь Зюзин!

* * *

Поднявшись на крыльцо патриаршего дома, Матвей Кудимыч остановился передохнуть. В груди его кололо. Опираясь на посох и тяжело дыша, пошел маленькими шажками. Боялся, что поскользнется — ступеньки мраморные, гладкие.

— Князь, в келью святого отца Филиппа пройдем, — сказал ему хохол Епифаний Славенецкий, ожидавший у дверей. От красного его лица хоть огонь зажигай. Наголо выбритый, на макушке один лишь клок волос торчит. Зюзину хотелось плюнуть, как на черта, но сдержался. Бормоча себе под нос что-то невнятное, пошел за иереем.

Келья, куда по темному коридору провели Зюзина, в конце Крестовой палаты. В ней холодно, как зимой. К узкому решетчатому окну подвешен медный чайник. Всюду, куда падал свет от лампадки, висели паутины.

Вздрогнув, Матвей Кудимыч остановился у порога, не понимая, зачем сюда его привели. Что, другого места не нашли?

После того, как в этой келье жил митрополит Филипп, прошло много лет. Отсюда его, закованного в цепи, вывезли в Тверской монастырь, где опричник Скуратов его задушил (по приказу царя) подушкой. Сколько молитв прочел здесь Филипп за Русь, сколько архипастырей он принял и иностранных послов!