Тени леса

— Видишь, какой он большой и круглый? — Вы показывали на небо, на эту большую светящуюся штуковину, которая зависла над домами. — Его оставила Светлая Дева Эйнри. А ночью она вернется за ним. И будет постепенно распускать.

— У нее нет других дел?

Меня злила Эйнри. Тем, что, пока другие ходят за водой, куют оружие, охотятся, она просто распускает свой Клубок. Не слагают же легенды о том, как я тычу палкой в лягушек!

— Она шьет одежды для своих сыновей и дочерей. У Светлой Девы Эйнри очень много дел.

— А я думала, что это светящаяся сырная голова. И кто-то ночью ее ест.

Как славно, что именно вы, мой господин, обучали меня. Иные давно бы высекли. За глупые вопросы и не менее глупые предположения. Девочки в двадцать две Половины совсем о другом думали. И точно не сидели на коленях тоу’руна. Это привилегия младшего сына.

Его мать, с которой сблизился каждый из членов совета, умерла от неизвестной болезни, когда он был еще совсем юным. Помню, как ее лихорадило, как она впивалась ногтями в кожу, пытаясь содрать, как задыхалась от кашля и отхаркивала черные сгустки. Помню, как проклинала меня и вас, мой господин, срывающимся голосом. Ваш младший сын был слишком напуган, чтобы подойти к ней, чтобы попрощаться. А затем — просто принял гибель матери. Молча. Но, кажется, какую-то его часть она забрала с собой, в Пак’аш.

Воспитанием же его занимались не только вы, мой господин, но и я. Я поведала ему все те истории, которые узнала от вас. Научила тому, что знаю сама. Он и сам иногда прибегал, садился рядом и требовал рассказать о походах и сражениях.

Как же быстро он вырос. Превратился из милого щекастого мальчугана в довольно привлекательного юношу, а затем — в безмозглого идиота, который сейчас, возможно, лежит мертвый где-то в лесу.

«Маленьким несмышленышам нечего делать вдали от дома».

Так вы говорили. И водили рукой по отсеченным пальцам моей правой ноги.

«Нечего», — думала я, глядя на обезображенную конечность. А затем почему-то снова бралась за топор.

Я благодарна Ахану за то, что он не сомневается, не припоминает, какой слабой и беззащитной я была. Даже сейчас не пытается удержать, хотя в его глазах я — все та же глупая девочка с растрепанными белыми косичками и вечно разбитыми кулаками и губами.

Вопросы уже давно не решаются насилием. Слово порой имеет куда больший вес, нежели хорошо поставленный удар. Обиженный мальчишка мог собрать с десяток друзей и загнать меня в лес: у них свои взгляды на жизнь. Взрослые же предпочитают иные игры, более изящные, более подлые. Главное — знать правила и уметь их обходить. Потому членам совета без толку угрожать. Они просто улыбнутся и лишний раз убедятся в том, что я была и осталась дочерью танцовщицы с закрученными золотыми рогами. Гнилой плод, которому доверился свихнувшийся на старости лет тоу’рун. Настолько, что звал ласковым прозвищем и позволял таскать платья из шкафа покойной супруги.

— Мышка.