— Без мозгов. — Едва успеваю уклониться от чего-то небольшого и темно-коричневого, летящего в мою сторону. Судя по звуку, с которым предмет врезается в дерево, это камень. Судя по улыбке Торре, он делает вид, что целился мне в висок. Не пугайтесь. Здоровяк так играется, ага. Он не причинит мне вреда.
—
Конечно же, замолкаю. Ведь так просила… Сира? Нет, я точно не вспомню.
Достаю из-за спины т
Проверяю, как натянуты струны. Медленно веду пальцами по железному оплетению и вижу, как морщатся мои спутники. Не самый приятный звук, особенно для тех, у кого чуткий слух. И острые уши, которые торчат из-под волос, сгибаются под жесткими полями шляп или оттопыривают капюшон. У меня они именно такие, оттуда и имя — Ишет. «Ушко» — по-галлерийски. Ушко, ага. Когда мать нагуляла меня, вряд ли звала таким словом, скорее, было что-то вроде «Ублюдок». Но как это будет звучать по-галлерийски, я узнала лишь с десяток-другой Половин спустя.
— Послушай меня, Сандра…
— С
— Без разницы. Раз уж я путешествую с вами, то имею право себя хоть как-то развлекать. Мне кажется, вы забавные.
Стоит улыбнуться, и она отходит на шаг в сторону. У меня галлерийский клыкастый оскал. И поганый нрав. В точности как у моего отца, по крайней мере, так говорила мать. По ее описаниям папа был вообще довольно неплохим человеком.
Сатори (спасибо, теперь в моей голове на одно ненужное слово больше), пускай и имеет свое мнение, слишком внушаема. И пуглива. Достаточно было всего один раз сказать, что я могу прирезать, пока она спит, и меня стали сторониться. А я, что поделать, забавляюсь, пугая малышку. Иногда играюсь за обедом с кинжалом, иногда — просто смотрю на нее. Смотрю долго, пока Сатори не уходит гулять. В такие моменты я надеюсь, что она не вернется. Лес (а особенно — лес близ Тёрнква) — место, которое любит пожирать маленьких девочек и не оставлять от них даже кости.
Как говорится в одной иррской поговорке: раз подпалишь задницу, — всё время палить придется. Конечно, она звучит совсем иначе. Ругала же меня мама за то, что беру красивое изречение и поганю так, чтоб звучало понятнее. Но кто станет меня винить? Во-первых, так легче воспринимается, во-вторых, мне как музыканту-стихотворцу можно говорить слово «задница». Задница-задница-задница!
Вот так мы и очутились в Тернква. Лес не так плох, как сама деревушка. И если вы ни разу не слышали это название, вам крупно повезло. Тернква — беда. Она — как запах гниющего мяса для сородичей Дио. Пасет, привлекая к себе всякую тварь. И почему местные жители до сих пор не съехали? А впрочем, ко всему можно привыкнуть, даже к тому, что какой-то мало похожий на человека выродок пытается выломать твою дверь. Быть может, людям так интереснее. У кого в городе фонтан стоит, где на площадях девки в ярких платьях пляшут, а в Тернква мертвяки в окна лезут. Кто знает, вдруг усопшие так и деньги зарабатывать начнут?
Но места здесь красивые. Есть чем полюбоваться. Сквозь листву пробивается оранжевый свет, а белые и розовые бутоны, которые плодоносят чем-то, похожим на круглые цветастые камни, начинают закрываться.
Здесь высокая трава — по колено почти. В ней можно спрятаться, если вдруг устану от своих компаньонов. Ведь пока я размышляю о красоте видов, они продолжают бессмысленные беседы. Но слышать скрип ветвей, которые гнет ветер, мне куда приятнее. Говорят, для музыкантов подобное должно складываться в мелодию. Да чушь это. В мелодию складываются ноты, а звуки природы просто создают в голове образы. И, поверьте, обычно эти образы — без людей.
— Ишет, а ты-то чего молчишь? Тебя всё устраивает?
— Прийти, сделать свое дело, забрать деньги, уйти, — поясняю и красноречиво развожу руками. — Вы мне не особо-то нравитесь, ага. Каждый из вас. Но, как сказала голова в капюшоне, мы помрем поодиночке.
— Но нам не обязательно рисковать собой. Мы можем заниматься и чем-то более простым. Да, получим куда меньше, но и друг друга терпеть не придется.
— Занимались уже, — фыркаю и закатываю глаза. Демонстративно, чтобы каждый смог увидеть. — И что из этого вышло?