Тени Лордэна

Цванфиттер никогда не говорил нам, чем таким мы можем помешать апостолам или чем они вообще могут быть заняты. Думается мне, что он и сам про них толком ничего не знал, но он был уверен, что ежели кто-то обратит на себя их гнев, то его ничто уже не спасёт. Они — самые страшные инквизиторы из всех, кто когда-либо ходил по грешной земле. Да, они не жгут ведьм, да, они не топят звездочётов и, да, они не режут эльфам ушей, но им неведомы ни людские благодетели, навроде милосердия и прощения, ни человеческие пороки, типа алчности или похоти. Их нельзя ни умолить, ни подкупить. Апостолы делают только то, что велят им Небеса, а они, как мы теперь с тобой знаем, велят им охотиться на этих самых тварей.

До сих пор задаюсь вопросом, знал ли папа Гил об апостолах прежде, стали они ему хоть что-то объяснять, или же он просто принял их власть, ведь достопочтимый викарий был готов валяться у них в ногах и радостно слизывать пыль с их подошв, а ведь он стоит куда выше рыцаря. Немного выждав, я покинул кузню и стал раздумывать, где бы мне лучше провести ночь, когда увидел, как отряд солдат покинул цитадель и разделился. Кто-то пошёл к палаткам охотников, а парочка человек пошла к моему обиталищу. Они разбудили моего последнего товарища-разведчика и повели его в цитадель. Дело было серьёзным, так что я сделался невидимым, чтобы подкрасться к ним поближе и услышал, как они спорили, где же я могу пропадать в столь поздний час. Не нужно быть семи пядей во лбу, дабы понять, что апостолы созвали к себе всех, кто видел того белого демона. Эта поспешность показалась мне подозрительной, и я решил пока что не показываться им на глаза. Должен признаться, что, покинув Империю я зарёкся использовать дарованные Дланью силы, даже если моя жизнь находилась под угрозой, и в тот день я впервые за шесть лет использовал их вновь.

Они продолжали искать меня ещё треть ночи, я к тому времени уже успел захватить из палатки все свои пожитки, обнести склад с провизией и скрыться в ближайшем перелеске. Я видел, как пара солдат с фонарями в руках отправилась к реке. Видимо решили проверить, не пошёл ли я при свете луны ловить русалок на живца. Сам понимаешь, что найти меня шансов у них не было никаких, пускай они бы и взяли с собой самых лучших сыскных собак. Вскоре после рассвета я увидел, как оба апостола в сопровождении одного только старого зайца и гружёного ишака покинули Грозный и на своих двоих отправились по тропинкам в чащу. Я за ними не пошёл, но сдаётся мне, что они двинулись по нашему последнему маршруту, к тем местам, где сиял камень.

Конечно, я мог сразу же побежать назад в крепость, но всё же снова решил не рисковать и дождаться темноты и только тогда покинул своё лесное убежище. Сейчас я понимаю, что поступал неимоверно глупо, но тогда мне очень хотелось переговорить с папой Гилом, вызнать у него апостольские секреты. Я без особого труда прокрался мимо всей стражи прямиком в его покои, к самой кровати и осторожно разбудил его. Как только он открыл глаза, так тут же изо всех сил оттолкнул меня и вскочил на ноги… он меня не узнал. И дело здесь было не в темноте. Он не узнал ни моего голоса и не вспомнил моего имени или лица. Теперь я был для него совершенным чужаком, а ты сам понимаешь, что сделает любой рыцарь с прокравшимся к нему в ночи незнакомцем. Да, он не стал слушать мои оправдания и со всей решительностью набросился на меня с кулаками, но я оказался для него слишком ловким. Увернулся от удара, тут же подскочил к нему вплотную и вогнал нож в шею, так что из неё хлынула алая кровь, а затем ударил ещё раз и ещё раз и ещё… Снова этот взгляд. Думаешь, что мне самому хотелось его убивать? Будь он ребёнком или женщиной, то я бы смог без лишнего шума его забороть, обездвижить, засунуть кляп в рот или мальца придушить, а затем слинять, но Гилеанор был для меня слишком могучим противником, с которым нельзя ограничиваться полумерами. Тем более что все его воспоминания обо мне были начисто стёрты, а посему назвать мой поступок в полной мере предательством никак нельзя. Кстати, я до сих пор ломаю голову над вопросом, как именно они смогли залезть в его память. Да, ты прав, я тоже не слышал, чтобы кто-нибудь кроме чернокнижников был способен на такое, но в таком случае это значит, что самые непогрешимые люди церкви совсем не гнушаются тёмного колдовства. Впрочем, их младшим собратьям лицемерия не занимать, так что возможно, что тут и нет большой загадки.

Я больше не был братом ордена Лучезарных, я снова стал неприкаянным Янсом из Штильзенбурга. Стерев кровь с рук простынями Гила, я миновал стражу, взвалил на плечи оставленный в лесу мешок с пожитками и отправился к городишке с вратами. Приходилось избегать дорог, чтобы не наткнуться на один из наших конвоев. На мне была уставная одежда разведчика, так что меня легко могли узнать и силой возвратить в Грозный, а там бы меня наверняка вздёрнули за дезертирство.