Тем временем тело Риррты стремительно преображалось. Как и прежде вся её кожа приобрела совершенно белый, точно чистейший горный снег оттенок, волосы стали черны, как безлунная ночь, а линии таинственной печати ожили, рассоединились и расползлись по её туловищу и конечностям. В процессе перемещения они изменили форму и стали походить на лозы колючего, лишённого всяких листьев плюща, который опутывал девушку, точно ствол высохшего дерева. На её шее свилось плотное, чёрное кольцо с шипами, создававшее в окружавшей темноте причудливую и устрашающую иллюзию того, что её отсечённая голова парила над телом. Как и у Сентина, из лба Риррты проросли рога из чёрного стекла, только они были гораздо толще, чем у её сородича, и росли не вверх, а назад, огибая линию черепа до самого темени. Рост девушки тоже увеличился, руки и ноги прибавили в длине, и без того небольшая грудь стала совсем уж плоской, а прежде мешковатая мантия теперь сидела на ней как влитая.
Преобразившаяся и явившая свой истинный облик Риррта подошла к Хромосу и вцепилась когтями в его щёки так сильно, что он почувствовал, как согнулась кость челюсти, грозясь сломаться в подбородке, а по его шее единовременно потекли пять струек тёмной крови. Разгневанная девушка тяжело и громко дышала, издавая приглушённый, сдавленный рык, как и гном, она перестала моргать, а все её тело пронимала мелкая дрожь, предвещая скорый взрыв. Её взгляд лучился чистой, первозданной ненавистью. Если прежде она всего лишь была готова его убить, не испытывая при этом особых чувств, то теперь она желала его смерти всем своим ожесточившемся сердцем. Всего одно лёгкое движение руки, и она свернёт этому паршивому капитанишке шею, свершит сладкую месть за погибшую подругу. Помня, что Хромос был нужен им только живым, а его смерть сулила очень большие проблемы, Бидрим скинул кошку на пол и уже приготовился вмешаться и вырвать капитана из лап ошалевшей ведьмы, но его беспокойство оказалось преждевременным.
Демонесса отпустила капитана, сделала шаг назад, махнула рукой, чтобы стряхнуть с пальцев прилипшую кровь, после чего полуприкрыла глаза и сложила кисти в ритуальные жесты. Линии магического круга принялись мерно пульсировать, приобретая всё более тёмный и насыщенный оттенок. Настроившись на нужный лад Риррта принялась читать заклятие призыва.
При звуке её слов пламя свечей стало приобретать холодный, голубоватый оттенок и вместе с тем оно стало дрожать, словно листья в порывах штормовых ветров. Но несмотря на это трепетание, тени на стенах не стали хаотично метаться из стороны в сторону, а, обретя собственную волю, начали плавно извиваться и вытягиваться, меня очертания, отращивая новые конечности и стремительно размножаясь делением, чтобы заполонить собой всю поверхность комнаты.
В своей голове Хромос услышал тихий, далёкий шёпот, вторящий словам Риррты будто эхо в мрачной пещере. Только это было вовсе не эхо, ведь этот вторящий голос был сиплым и шуршащим и скорее походил на неестественно слитный и слаженный хор стариков. С каждым произнесённым словом, шептуны приближались к капитану, а их интонации приобретали всё более настойчивое, проникновенное и властное выражение, стремясь заглушить собой все прочие мысли в голове и вытиснить самого Хромоса из неё. Противясь их зову, капитан собрал все те крохи магии, что успели накопиться в нём после снятия гихдризовых оков, и принялся мысленно тараторить одно заклятие, которому его некогда обучила Ольмира, даже не думая, что оно когда-либо ему пригодится.
Точно по щелчку пальцев все свечи в комнате потухли, а их тлеющие фитили стали испускать бледный туман, который молочными водопадами потёк с восковых вершин. Линии магического круга стали совершенно чёрными, но всё же продолжили испускать какое-то необъяснимое, мистическое сияние, которое непостижимым образом притягивало к себе всю окружающую тьму.