Оказавшись в нескольких шагах от девочки, капитан притормозил, чтобы подслушать, чего же такого неказистая старуха рассказывала внучке, юной чернокнижнице, и несказанно удивился, когда понял, что бабка изъяснялась на том же рычащем языке, на котором ранее переговаривались между собой Лормин и Одвин. Женщины заметили появление незнакомца и, прекратив разговор, встретили его загадочными и оценивающими взглядами, точно пара мошенников, заприметивших очередного лопуха. Капитан припал на одно колено, и его глаза оказались на одном уровне с глазами девчушки.
— Что ты тут делаешь? — осторожно спросил Хромос на эрсумском, но Риррта лишь насупилась и непонимающе замотала головой. Затем он повторил вопрос на эльфиском, гномьем и даже на своём родном языке, но девочка упорно не желала ему отвечать и продолжала крутить головой, взъерошивая волосы каждым движением.
Не найдя понимания, капитан решил прикоснуться к девочке, надеясь увидеть её воспоминания точно также, как он это делал с кристаллами памяти в своём сознании, и при том опасаясь, что от малейшего прикосновения она начнёт распадаться, как это произошло с ведьмовским амулетом. Но не успел он осуществить этого намерения, как в дверях храма появились крестьянин с крестьянкой. Они были очень взволнованы и даже напуганы, метались из стороны в сторону, заламывали руки и неумело утишали друг друга. Женщина была очень похоже на взрослую Риррту, с той разницей, что была заметно полнее, её волосы были не рыжими, а светло-каштановыми, но форма носа, груб и разрез глаз не позволяли сомневаться в том, что она приходилась ей родной матерью. После непродолжительных розысков, на ей глаза попалась Риррта со своей бабкой, и женщина бросилась к ним прямиком через стоявшего на её пути Хромоса. Врезавшись в него, она распалась на чёрный туман, а затем мигом восстановилась по другую сторону преграды, схватила дочь за руку и потащила прочь от бабки. Риррта вырывалась, тянулась к старухе, тараторила что-то своим звонким детским голоском, стараясь переубедить мать и позволить ей остаться, а сохранявшая внешнее спокойствие бабка подтверждала её слова и добавляла к ним хладнокровные обвинения, но женщина, не желая ничего слушать, остервенело кричала на них обеих.
Подоспевший отец взял брыкающуюся дочь на руки и поспешил удалиться, пока женщины продолжали ожесточённо ругаться между собой. Мать Риррты с каждым словом распылялась всё сильнее, срывала голос до хрипоты и прибегала ко всё боле грубым ругательствам, в то время как немногословная бабка мрачнела, превращаясь в грозовую тучу. Долго так продолжаться не могло, и вместо грома храмовые своды огласило эхо увесистой пощёчины, которую оскорблённая до глубины души родительница влепила своей в конец отбившейся от рук и отрекшейся от матери дочери, желавшей всего лишь отгородить внучку от старой ведьмы, чтобы та не сошла на кривую дорожку и прожила спокойную и счастливую крестьянскую жизнь, а не была вынуждена скрываться в лесной чаще среди диких зверей и коварных теней.
Точка в споре была поставлена. Ошарашенная и отрезвлённая ударом женщина замолчала, въелась пропитанным злобы и негодованием взглядом в престарелую родительницу, и, больше не проронив ни слова, развернулась и ушла, оставив старуху в гордом одиночестве. На этом моменте семейного раскола видение подошло к концу, и здание храма снова обернулась облаком мельчайших, мягких кристалликов и принялось ужиматься в размерах, пока не превратилось в узкий туннель с боковыми проходами. Туман принимал более чёткие и угловатые очертания, пока не принял вид прихожей той самой виллы среди виноградных полей, что явилась Хромосу в его недавнем сне.
Послышался громкий стук кулака, но не дожидаясь хозяев, Осгат распахнул входную дверь, переступил через порог и почтительно поцеловал руку пришедшей встречать гостей Аллейсой, а затем поинтересовался, где в тот момент пропадал Хромос. После недоеденного завтрака мальчик ушёл на прогулку к реке, чтобы сидя на берегу бросать в неспешно протекавшую воду камни, предаваясь тяжёлым, явно не детским философским размышлениям над смыслом и сутью жизни, которые не покидали его с того момента, как он узнал о смерти отца, но незадолго до прибытия деда он как раз успел вернуться, и сейчас сидел в большой комнате, пытаясь читать книгу, которая прежде с первых слов затягивала его своей эпохальной историей, но теперь она стала ему совершенно безразлична и каждая страница давалась ему с величайшим трудом. Откликнувшись на зов матери, Хромос пришёл, чтобы поздороваться с дедом и выказать ему все положенные знаки уважения, но Осгат, ограничившись самым коротким приветствием указал внуку в сторону двери. Мальчик сперва не понял, чего именно хотел от него дед, но выглянув во двор он увидел Хейндира, стоявшего на подъездной дороге возле экипажа, на котором он приехал вместе с Осгатом.