Он тщательно продумал все дальнейшие действия. Они доберутся до того злополучного входа внутрь Сфинкса и вновь, теперь уже вдвоем, попытаются открыть его. Не получится — пустят в ход буры, хотя надежды на них почти никакой — не те это буры. Ну, а потом — взрывчатка. Риск? Да, риск. Что, если произойдет обвал, рухнут ворота и придавят тех, кто, может быть, находится за ними. Хотя вряд ли, конечно, кто-то находится возле ворот. Гораздо вероятнее — в колодцах под плитами...
Ворота не устоят перед взрывчаткой — и тогда Лео останется возле них на страховке, а он, руководитель Первой марсианской, обвяжется тросом с альпинистским карабином, войдет внутрь и начнет методично обследовать каждый метр пола. Если ловушка вновь сработает и он провалится — инженер будет знать, где искать. Положит на ту коварную плиту дополнительный груз — баллоны, что лежат в кузове ровера. И когда плита под их тяжестью вновь откроет ловушку подопрет ее контейнерной рейкой. Соскользнет рейка — возьмет другую. Да, работа не из легких — Телом упирать рейку в плиту, а руками вытягивать из колодца трос с солидным грузом на конце, — но справиться с такой работой можно. Нужно справиться.,. Главное — чтобы ловушка не оказалась глубоким колодцем, не дающим тем, кто попал туда раньше, без страховочного троса, шансов на спасение. И оставалась еще уповать на пониженную силу тяжести, чуть ли не на шестьдесят процентов меньшую, чем на Земле. Пока летишь — можно попытаться зацепиться за стены, притормозить, замедлить падение...
О том, что принцип действия ловушек может быть совсем другим, Эдвард Маклайн старался не думать.
Леопольд Каталински остановил вездеход возле щели между плитами колоннады.
— Это здесь, командир.
Эдвард Маклайн поднялся с сиденья ровера, держа взрывчатку в руках, огляделся и задумчиво произнес:
— Странно... Угодить в единственную дыру... Теория вероятностей должна встать на дыбы, а потом грохнуться в обморок.
— Что такое теория, командир? — Инженер уже вытаскивал из кузова снаряжение. — Теории придумываем мы, люди, а реальной жизни наплевать на все наши теории. Она не знает наших теорий и распоряжается нами так, как ей заблагорассудится. Какова была вероятность того, что «Титаник» напорется на единственный айсберг чуть ли не во всем океане? Но напоролся же! Кто-то там, — он показал вверх, на мрачные облака, — любит подобные штучки.
— И все равно странно, — повторил Эдвард Маклайн.
В щель между плитами они спустились по тросу, привязанному к верхушке одной из утонувших в грунте колонн. Командир повесил на плечо дополнительные баллоны и моток троса, взял под мышку ящик с взрывчаткой и контейнерные рейки; инженер накинул на шею перехлестнутые шланги обоих буров, а довольно объемистую коробку системы питания и управления намеревался нести перед собой. Пускаться в путь с таким грузом было не очень удобно, но другого варианта они не придумали. Да, наверное, и не существовало никакого другого варианта.
Включив фонари на шлемах, они направились в сторону Сфинкса вдоль каменных стен, оставляя новые следы на пыльном полу, по которому до вчерашнего дня никто не ходил в течение долгих веков.
Они оба надеялись на милосердие Господа, хотя надежда эта была такой же слабой, как свет за их спинами, просачивающийся сквозь проем внутрь колоннады...
— Вдвоем здесь намного веселей, — сказал Леопольд Каталински через несколько минут, чтобы прервать молчание.
— Это была неудачная идея, — мрачно и невпопад отозвался Эдвард Маклайн фразой киногероев. — О чем вы, командир?
— Им не следовало лезть сюда...
— Но они же просто провалились! Они не собиралась никуда лезть...
— Знаю. — Эдвард Маклайн болезненно скривился и поудобнее перехватил ящик, прижимая локтем к боку готовые посыпаться на пол рейки. — Все знаю и все понимаю... и Алекса понимаю, и Флоренс... И сам бы точно так же поступил на их месте. Вероятно. Просто нам поставили две совершенно разные задачи: одна — чисто практическая, другая — познавательная. Вот и получилось... Ладно, что сделано, то сделано, ничего вспять не повернуть.
Ему вдруг с удивительной отчетливостью вспомнился давний вечер на земной базе в пустыне Юта. Он сидел в холле у телевизора, и вошла Флоренс... Из душа, в легком коротком зеленом халатике, удивительно гармонирующем с цветом ее глаз. Волосы ее были собраны в хвостик на затылке, и она выглядела совсем как девчонка, как школьница, и он сказал ей об этом. А она в ответ благодарно улыбнулась какой-то легкой, воздушной, необыкновенно светлой улыбкой и, присев на подлокотник соседнего кресла, начала нести милую чушь, наверное, прямо тут же и выдуманную.