У него ведь получилось. Балия включила пункт со служанкой в брачный договор Рагнара, настаивала, чтобы именно Киару принцесса взяла с собой и никого другого. Крот вовремя выполнил приказ, пришел за принцессой, но тут осечка случилась у всех.
Если бы крот выжил после удара Рэма, генерал знал бы расклад и не за что бы ни отдал его маскировку Дэлии. Несуществующие боги, сколько раз он сам отправил её на смерть?
— Кто знает об этом кроме тебя и Балии? — рыкнул Наилий.
У него руки дрожали. Все правила допроса чуть не улетели в бездну. Ему хотелось вцепиться в горло умирающего пленника и бить его головой по кровати, пока последний вздох не утихнет. Вселенная — ветреная и непостоянная тварь. Никогда не давала окончательно победить или проиграть. Всегда перемешивала камни на поле. Белые теряли своих, черные обретали удачу.
— Никто не знает, — тяжело выдохнул полковник, — по крайней мере, так должно быть. Я лично отдавал приказы кроту.
Наилий разжал кулак и отпустил крышку стола, возле которого сидел. Верить Малху опасно. В его интересах было, если крот не справится с похищением принцессы, убить его раньше, чем он доберется до Северных земель. Чтобы у Балии соблазна не было раскрыть Рагнару его личность, если вдруг все настолько пойдет не так, что сестра короля окажется в руках вождя лиеннов. Все играют против всех.
— Рагнар сошел с поезда, не доехав до вокзала Агле, — ровно сказал Наилий, справившись с собой. — С ним принцесса и крот, переодетый служанкой. Куда он мог их отвезти?
Малх скрипнул зубами, и с уголка его рта скатилась капля густой крови. Он не смог спасти свою женщину. Она слишком долго с тем, кто считает её своей собственностью, и не будет ждать завершения свадебных ритуалов, чтобы взять насильно. Сейчас это волнует его больше, чем то, переживет Имари государственный переворот или нет.
— Деревня Тирьял-Дум, — совсем тихо ответил полковник. — У Рагнара там стоит длинный дом. Очень важное место. Нигде больше он свадьбу играть не станет. Нельзя. Не так «нельзя», как тебе отказываться от поединка, а по-другому. По-настоящему.
Рэм схватился за нож, до судороги на лице стиснув зубы, но генерал покачал головой. «Не надо. Не теперь».
— Это к лучшему. Значит, я найду его там.
— Имари не трогай, — вымученно прошептал Малх. Бледнел полковник с каждым словом все сильнее. — Я знаю, она нужна тебе не больше, чем Балии, но прощу. Не могу иначе. Пусть она живет. Пожалуйста.
Наилий молча кивнул, даже не пытаясь обдумать обещание. Малх имел на него право. Так же, как на милосердие.
— Последний вопрос. Кого ты ждал? Кто должен был спасти от меня?
— Остий Вир.
— Я же сказал, что он сдал тебя, — выцедил сквозь зубы Наилий. — С чего ты взял, что Остий на свободе?
— Ты очень рьяно взялся меня пытать. — По губам Малха скользнула усмешка и пропала. — Так, будто демоны за тобой гнались из бездны. Если все мои бойцы в твоих руках. Все до последнего, то зачем торопиться? И уж тем более некуда спешить, если тот единственный, кто мог всерьез навредить, сидит в клетке. На свободе он. Но мне это не помогло.
Голос полковника, севший от крика и боли, растворился в тишине каюты. Он понимал, что его не оставят в живых и, насколько Наилий его знал, не хотел оказаться в медкапсуле вместо черного полиэтиленового пакета. Кости срастутся, мышцы восстановятся, но сухожилий уже нет, и глаз никто не вернет. Арестованный полковник будет дожидаться трибунала калекой. Смотреть со скамьи подсудимого через клетку на тех, кто раньше заискивающе улыбался ему, а теперь брезгливо отворачивается. Если итог все равно один, то зачем умножать страдания?
— Я все тебе рассказал, — прошептал Малх. — Остальное ты знаешь или скоро выяснишь. Я хочу уйти. Сейчас.
Наилий посмотрел на нож в руках Рэма, на медицинский контейнер в открытом кейсе, где лежали ампулы с чистым экстрактом Шуи. Одна доза и боль Малха прекратится. От второй он умрет. Но был и другой способ.
Генерал давно балансировал на грани, за которой приходит безумие. Заглядывал в него, пробовал на вкус. Пересчитывал рога у демонов и смеялся, как над старой шуткой в интернате с Марком, но теперь всерьез все было. Безумие похоже на лоскутное одеяло. Твой некогда целый мир разбивается и перемешивается. Да так, что фрагменты не стыкуются принципиально. Ты не узнаешь себя в зеркале, не понимаешь, что нормально, а что недопустимо. Ты сам становишься одним из осколков. Вбираешь их в себя, принимаешь все и отвергаешь по одному. Разглядываешь, перекладываешь, сортируешь, но все равно ничего не понимаешь.
Детская мозаика. Цветная и бессмысленная.
Чем он помешал Малху? Плохим командиром был? Нет. Ошибся, когда до полковника его повысил? Нет. Как бы сам поступил на его месте? Какой роскошный шанс был стать генералом, когда других впереди не предвиделось. Как далеко на самом деле простиралась верность? И если она своей безграничностью не уходила за горизонт, то был ли смысл во всем, что случилось?