Тени на стене

— Здравия желаю! — отчеканил Мещеряк.

Генерал и подполковники, по всему видать, были «ряженые», Мещеряк определил это с первого взгляда. Однако даже Ризаев к явному удовольствию Мещеряка не заметил этого. Мало ли молодых генералов — да еще в авиации!.. Ризаев, казалось, не дышал. Бедняга пожал руку генерала так бережно, словно тот был хрустальным.

Генерала и подполковников Мещеряк усадил в открытый «газик», приказав Садыкову ехать как можно медленнее, а сам вместе с Ризаевым, майором и младшим лейтенантом забрался в облвоенкомовскую «эмочку». Все складывалось как нельзя лучше.

К счастью, накануне закончились в местном клубе водников гастроли белорусского джаз–оркестра, и в гостинице освободилось несколько номеров. Поэтому не только генерал, но и сопровождавшие его офицеры получили отдельные номера. Перед тем номером, который отвели генералу, выставили часового.

Если бы Мещеряк даже не принял мер к тому, чтобы так пышно обставить прибытие генерала и его свиты, об этом все равно через час–другой узнал бы весь город. Стоило генералу появиться на улице, как за ним увязались пацаны. А есть ли лучшие разносчики новостей, чем босоногие озорники? Однако генерала, очевидно, нисколько не смущала их назойливость. Вечером того же дня он появился даже в городском парке.

А на следующий день каждый, кто заинтересовался бы генералом, мог увидеть его входящим в управление Амударьинского пароходства, в котором он провел больше часа. Затем в сопровождении Мещеряка и начальника ВОСО бассейна генерал и его свита поехали в затон, в котором стоял на котлоочистке буксирный пароход «Максим Горький», и поднялись на его борт. Осмотрев судно, они, судя по всему, остались довольны и простились с капитаном, который заверил, что к десяти часам утра пароход будет готов к отплытию.

— Учтите, это очень ответственный рейс, — напоследок предупредил капитана парохода начальник ВОСО. — Можете считать, что ваша команда получила боевое задание.

Он сказал это так громко, что его слышали и матросы, красившие надстройку шаровой краской, и члены нижней команды, орудовавшие гаечными ключами в гребных колесах, и вскоре об этом рейсе заговорили не только в затоне судоремонтного завода, но и на расположенной на противоположном берегу пристани Фараб. Шутка ли, до фронта тысячи километров, а команда «Максима Горького» получает боевое задание!..

«Максим Горький» был двухсотсильным буксиром, построенным незадолго до начала войны. Несмотря на это, он уже имел довольно обшарпанный вид. И виной тому была бешеная, своенравная Аму–Дарья.

Пароход боролся с нею изо всех сил, в его топках жирным пламенем горел мазут, а над трубою постоянно висел черный дым, но с рекою совладать ему было трудно.

Мутные воды стремительно неслись в рыхлых, легко размываемых берегах, подмывали их, обрушивали, то тут, то там буравили глубокие вымоины, затягивали длинными отмелями вчерашнее русло. Оттого судовой ход был извилист и постоянно петлял. Тогда земляные дамбы, намываемые путейцами, лопались, как перегнившие уздечки, и река совсем выходила из повиновения. Вот и приходилось прибегать к толовым шашкам и поднимать взрывами многотонные фонтаны воды, чтобы пароход мог пройти перекат.

В красноватой толще амударьинской воды не отражались ни пустынные берега, ни кучевые облака, неподвижно висевшие над ними. В ней не было обычной речной голубизны и прозрачности. Ее мутные воды неслись стремительно, но с утомительным однообразием. Недаром в учебнике географии говорилось, что по мутности Аму–Дарья не уступает даже Тигру.

Садыковский «газик» пришлось поставить на корме парохода под буксирными арками, а над передней палубой натянуть брезент. Капитан хотел уступить пассажирам свою каюту и каюту механика, но Мещеряк отказался. На палубе им будет не так жарко. Особенно если капитан распорядится поливать брезент водой.

У капитана буксира было такое же скуластое тонкогубое лицо с узким монгольским прищуром раскосых глаз, как у старика Усманова. Но капитан был значительно моложе. Преисполненный важности от сознания, что он выполняет боевое задание, капитан почти не сходил с мостика.

Сидя под брезентом, влажно хлопавшим над головой, Мещеряк вглядывался в незнакомые берега. Пустыня!.. Что ждет его впереди? Со спутниками о всем было уже переговорено и Мещеряк не мог не думать о будущем. Неужели окажется, что все напрасно? Затеять такую грандиозную операцию и остаться с носом? А тем временем Ачил–бек… Нет, и в этом случае на пути Ачил–бека должен был оказаться Нечаев.

Мещеряк вспомнил, как старик Усманов как бы невзначай процитировал древнего мудреца Насира Хосрова, поучавшего: «Уж лучше ты не занимайся делом, коль в нем себя считаешь неумелым», и подумал, что Шарифиддин–ака неспроста привел именно эти слова. Хотел вселить в него уверенность? Что ж, тогда Мещеряк признателен ему за это.