Тени над Гудзоном

Грейн знал, что должен ее утешать, но у него не было слов. Все внутри его было обнаженным и измученным от бессонной ночи. Он даже в чем-то завидовал умершему, который лежал себе спокойно, безо всяких обязанностей, безо всяких забот, безо всяких уколов совести. «Нет, не существует никакой души, не существует! — кричал кто-то внутри Грейна. — Мы никчемные машинки, которые ломаются и идут на переплавку… Бог хотел обидеть нас, плюнуть нам в лицо. Он хотел подчеркнуть собственное величие…» Вошел Борис Маковер.

— Я позвонил ему. Он сейчас приедет. Надо будет организовать похороны…

Никто ему не ответил.

— Будьте любезны, Грейн. Мне надо вам что-то сказать.

Борис Маковер подал Грейну знак, чтобы тот вышел с ним в другую комнату. Грейн последовал за ним. Яши Котика в коридоре не было. Он, наверное, находился в ванной комнате.

— Что здесь делает этот гнусный тип? — спросил Борис Маковер. — Я даже не знал, что он еще жив…

— Он в Америке. Был в Голливуде. Он сюда переехал.

— Переехал? Сюда?

— Да.

— Что это вдруг? Ну, про вашего брата нечего задавать дурацкие вопросы… Раз уж всё навыворот, то навыворот. Я вам скажу одно: вы совершили большой грех. Убийство. Вы же видите, что это результат… Но это все равно предначертано… Я стер ее как дочь, стер… Но она все-таки моя плоть и кровь. Теперь она больше не мужняя жена и… и… пришло уже время, чтобы вы разобрались. Не годится грешить против Творца. Я умолял его, чтобы он дал ей развод. Но современный человек ни с чем не хочет считаться…

— Да, да…

— А раз так, то разведитесь и положите конец этому позорищу!

— Я сделаю все, что смогу…

— Мне как будто дают пощечины каждый день! — произнес Борис Маковер, сглатывая слова.

Грейн вдруг ощутил родственную близость к этому еврею. Такого чувства у него до сих пор никогда не было. Он был его тестем. У Грейна никогда еще не было тестя и тещи. Лея была сиротой. Родственная близость к мужчине, отцу женщины, с которой он живет, была для Грейна чем-то новым. Даже у его любовниц не было отцов. Или он никогда не знал их отцов. В этот момент на него нахлынули чувство любви к Борису Маковеру и стыда за то, что он, Грейн, позорит его.

— Анна так и так моя жена, — сказал Грейн, сам себе не отдавая отчет в том, что говорит. — Я ее люблю, а вы… Я всегда смотрел на вас как на друга и отца.

Глаза Бориса Маковера наполнились слезами.

— Что у меня есть, кроме нее? Если бы у меня даже было десятеро детей, она все равно бы осталась моей любимицей, короной на моей голове.

Борис Маковер закашлялся и принялся вытирать лицо платком. Потом он издал глубокий, басовитый рык, вытер бороду и сказал:

— Пока вы не заключите брака по закону Моисея и Израиля, моя жизнь будет мне не в радость!..

Глава пятнадцатая

1

Анна осталась в квартире, чтобы сидеть шиве, а Борис Маковер отправил к ней Рейцу, чтобы она ее обслуживала. Грейн не приходил сюда, но зато приходили доктор Марголин, профессор Шрага, Генриетта Кларк, доктор Цадок Гальперин, кузен Анны Герман Маковер и его девушка Сильвия, а также художник Якоб Анфанг. Как бы странно это ни выглядело, но Фрида Тамар, ставшая теперь мачехой Анны, тоже приходила и беседовала с Анной, стараясь утешить ее. Зашла и миссис Кац, соседка Анны, и предложила делать для нее покупки в магазине, потому что соблюдающим семидневный траур, по обычаю, не следует выходить на улицу.

У Анны было странное ощущение — она сидела шиве по мужу, которого она же сама и оставила. Обычно она не слишком считалась с ортодоксальными религиозными законами, но смерть Станислава Лурье вызвала у нее чувство вины, которое никогда прежде не было ей знакомо. Анна при каждой возможности повторяла одни и те же слова: «Я его убила. Из-за меня он лежит теперь в могиле». Каждый раз, вспоминая об этом, она плакала. Кто знает, что будет делать его душа? Как она, Анна, может быть теперь счастлива с Грейном, если она ради своего удовольствия принесла в жертву человека? Анна не ограничивалась тем, что сидела шиве. Она еще и связалась с одной конторой, располагавшейся в даунтауне и предоставлявшей услуги евреям, которым надо было читать по умершим кадиш и изучать в память о них главы из Мишны. Если есть Бог, то Анна не хотела вступать с Ним в войну. Она должна была умилостивить Его, насколько это возможно…