Тени над Гудзоном

Вдруг Джек увидел Аниту. Его лицо расплылось в улыбке. Джек считал свою сестру стыдливой девушкой, чурающейся общества. Они выросли в одном доме, но никогда не были близкими людьми. Она всегда замыкалась в себе. Мать часто говорила, что ее придется отправить к психиатру. Но вот Анита держит под руку мужчину с растрепанной русой шевелюрой, курносым носом и серыми глазами под соломенными бровями. Он был одет в желтый пиджак, черные брюки и красную рубашку. Джек уже слышал об этом Фрице Гензеле. Мама говорила о нем, но Джек до сих пор его не встречал. Увидев Джека, Анита немного испугалась. Она выпустила руку Фрица Гензеля и сделала такое движение, будто собиралась отвернуться. Но было уже слишком поздно. Ее спутник насторожился.

— Анита!

— О!..

— Патрисия, посмотри, кто здесь!

— Кого я вижу!

Патрисия обняла Аниту, расцеловалась с ней. Джек протянул руку Фрицу Гензелю. Фрица было некому представить, потому что Анита словно онемела. Фриц Гензель заговорил по-английски с сильным немецким акцентом. Он, похоже, был заикой, потому что между словами делал длинные паузы. Слова он произносил слишком громко и как будто силой вырывал их из себя. Немецкую интонацию в его речи редко можно было услышать в здешних местах. «Он выглядит как настоящий нацист», — подумал Джек. Он сразу же ощутил к немцу отвращение. Тем не менее Джек овладел собой и сказал:

— Жаркий день для сентября, не так ли?

— Да, здесь жарко. В Германии э-э-э тоже очень жарко, но по-другому. Здесь воздух влажный. Здесь э-э-э душно!

И Фриц Гензель указал на свою шею и издал хрип, как будто его душили.

— Выпьете кока-колы?

Фриц Гензель ответил не сразу:

— Я ненавижу этот напиток. Он э-э-э вреден для желудка. Просто э-э-э яд!

— И все же люди пьют кока-колу и остаются живы, — вмешалась в их разговор Патрисия.

— Да!

И Фриц Гензель бросил на нее сердитый взгляд. Ей показалось, что он хочет сказать: «Если это можно назвать жизнью…»

— Вы уже давно в стране дяди Сэма?

— Э-э девять месяцев э-э-э und две недели…

— Приехали прямо из Германии?

— Да!..

«Вот как? Немцев уже впускают в Америку? — с удивлением подумал Джек. — А что он делал во время войны? Убивал евреев?» Джек был далек от шовинизма. Еврейство как таковое его не волновало. Однако этот немец вызывал в нем подозрение. Джек изучающе посмотрел на Аниту. Потом спросил Фрица Гензеля:

— Вы курите?

— Э-э абсолютно нет!

Ответ последовал раздраженный, даже гневный, как будто одно лишь упоминание о курении вызывало у Фрица Гензеля резкое неприятие. Похоже, что тем, на которые с ним можно было разговаривать, больше не осталось. Патрисия попыталась спасти положение:

— Но пиво вы пьете наверняка?

— Э-э не американское пиво. Местное пиво это э-э-э дерьмо!..

Патрисия заговорила с Анитой:

— Твоя мать была до вчерашнего дня у нас. Вчера она вернулась в Нью-Йорк.

— Да, я знаю.

— Что с твоей работой?

— Ужасная работа! — сразу же ухватилась за этот вопрос Анита. — Я сижу целыми днями и пишу одну и ту же пару слов. Они специализируются на рассылке повесток… А выглядит это чем-то вроде детективного бюро…

— А зачем ты взялась за такую работу?

— Ее нелегко было получить. Надо знать стенографию, а я изучала ее только пару недель. Говорят, есть какая-то новая система, позволяющая научиться стенографировать всего за шесть недель, но я в это не верю. Там, где я работаю, царит ужасная, буквально невыносимая атмосфера.

— Но у тебя хотя бы хорошая комната?

— Хорошая? Ужасная комната! Целый день печет солнце. Хозяева страшные грязнули, поверить невозможно. Уборщица украла у меня три пары чулок.

— Вот как? А почему ты не отвечаешь на звонки? Мать рассчитывала, что ты к нам заедешь, а ты даже не позвонила.

— Когда я могла приехать? В субботу я должна ходить за покупками, мыть голову, гладить белье и делать еще тысячу вещей. От жары и пыли волосы ужасно пачкаются. А еще надо сходить к дантисту — у меня выпала пломба. Каждый день происходит какая-нибудь новая катастрофа. Недавно я потеряла ключ и пришлось идти к слесарю. К воскресенью я смертельно устаю, не хочу ни к кому идти и ни с кем разговаривать.

— Мне очень жаль.

— Отца ты хоть иногда видишь? — спросил Джек.

— Нет.

— Ты, конечно, знаешь, что он снова с матерью? — почти шепотом спросил Джек.

— Она не хочет с ним жить.

— И все-таки так лучше.