Тени над Гудзоном

— Эй, миссис, откуда вы? С Орчард-стрит?[148] — воскликнул дантист. Все вокруг засмеялись и захихикали.

— Вам не по вкусу Орчард-стрит? Потому что там живут бедные люди, простые рабочие, а не такие игроки, как вы?

— Откуда вы знаете, что я игрок?

— Мне достаточно посмотреть на человека, чтобы понять, с кем я имею дело. Зачем вы все сюда приезжаете? Утомились от трудов и вам необходимо солнце? Вы приезжаете сюда, чтобы делать ставки на скачках и собачьих бегах да бегать в клубы к дешевым потаскухам. А откуда вы берете на это деньги? От эксплуатации бедных рабочих с Орчард-стрит, которые пухнут с голода и…

— Коммунистка?

Анна наклонилась к мистеру Абрамсу:

— Прошу вас, мистер Абрамс, отдайте мне мои драгоценности. Я должна бежать от этой женщины.

— Зачем же вы ее привели, если хотите от нее бежать? Будьте любезны, распишитесь.

Анна взяла ручку, но ее пальцы дрожали. Мистер Абрамс пододвинул ей расписку, но строки словно плясали, наползая друг на друга. Она поставила свою подпись поперек букв. Ей казалось, что стена напротив зашаталась, а пол ушел из-под ног. Перед глазами плясали огненные точки. В ушах звенело. «Господи, это мой конец!» — подумала Анна. Чтобы не упасть, она оперлась о стойку. И слушала, как миссис Гомбинер продолжала:

— Я не коммунистка, но вы испугались, а? You are right!.[149] Ваш конец близок!..

Глава восьмая

1

Анна лежала в постели в своей спальне наверху. Миссис Гомбинер тоже отправилась спать к себе, на первый этаж. Грейн сидел на балконе. Было еще не поздно, но вокруг царила полуночная тишина. С трудом верилось, что всего в нескольких минутах езды отсюда, на другом берегу Индиан-ривер, расположены крупные гостиницы, ночные клубы, весь шум Майами-Бич. В небе висела желтая луна. Звезды были здесь иными, чем на севере, и Грейну показалось, что они похожи на диакритические знаки, которыми в иврите обозначаются гласные. Вот «шурук», вот «сегол», вот «цейре»…[150] Вот «мерха», вот «типха», вот «кадма», вот «азла»…[151] Морис Гомбинер принес Грейну подзорную трубу, и он наводил ее то на один, то на другой участок неба. Там, где невооруженным глазом с трудом можно было разглядеть одну блеклую звездочку, при помощи подзорной трубы обнаруживались целые созвездия. Они смеялись в небесах золотым смехом. Грейн искал Млечный Путь… «Да, вот специальность, которой я должен был овладеть — специальность астронома! — говорил он себе. Когда погружаешься в божественное величие, то не видно человеческой ничтожности… Трудно поверить, что каждая из этих точек — целое солнце и, может быть, вокруг него вращаются планеты, похожие на Землю, на которых — кто знает? — живут разумные существа. Нет, Земля не может быть исключением в космосе. Есть, наверное, миллионы и даже миллиарды таких планет, каждая со своей фауной и флорой, со своими красотами и мерзостями, со своими наслаждениями и страданиями…» Было странно сидеть на балконе у Мориса Гомбинера и смотреть в вечность, от которой происходят все и в которую всем придется возвратиться. Как глупы те, кто думает, что во всей Вселенной человек с его убогим умишком — единственное разумное существо, а все остальное — слепо, случайно, грубо материально!..

Грейн отложил подзорную трубу. Здесь, внизу, все молчало: царственные пальмы, кактусы, олеандр, который цвел посреди зимы, цветочные клумбы и вазоны, окружавшие дом. Ночной ветерок приносил приветы с экватора, из девственных лесов Бразилии. С океана набегали волны тепла. Здесь, в саду за домом, росли апельсины, грейпфруты и другие тропические растения, воздух был полон пряных запахов и восточной таинственности. Здесь было наглядно видно, что все живет: каждая травинка, каждый листок, каждый камушек. Грейн глубоко дышал. Еще сегодня утром он думал, что Морис Гомбинер стал пеплом. А сейчас, вечером, он уже живет в его доме. Ну а эта мрачная женщина, миссис Гомбинер? Как вписывается она в картину Вселенной? Какую роль она играет в этой божественной драме? Наверное, и она тоже нужна…

Раздались шаги, и вошел Морис — в шлепанцах и халате.

— Герц, ты еще не спишь?

— Еще не сплю.

— А как Анна?

— Ну, ей стало получше.

— Флоренс тоже уже легла. Что ты скажешь об этом доме? Неплохой домишко, а? Ты сможешь увидеть кое-что великолепное только на восходе солнца.

— Сейчас здесь тоже великолепно.