Тени над Гудзоном

За те неполные шесть недель, которые Грейн пробыл во Флориде, он запустил свои дела. Однако поскольку курс акций вырос, несколько покупателей ждали его, не желая покупать акции через какого-то другого агента. Он вывел машину из гаража и поехал к своим клиентам. После шести недель солнечного света и пальм было приятно снова вдыхать морозный зимний воздух. Было приятно и остаться на какое-то время одному. Грейн вел машину и размышлял. Он пытался подвести итоги своей жизни. Лею он сделал несчастной. Эстер он бросил после того, как она любила его одиннадцать лет. Борис Маковер и Станислав Лурье проклинали его на чем свет стоит. Но счастлив ли он теперь? Он привык к своему нынешнему бизнесу, и ему совсем не хотелось заниматься недвижимостью. Природа на Юге великолепна, но Грейн уже начал уставать от тропической красоты. Он успел соскучиться по легкому морозцу, затянутому тучами небу, голым деревьям, скрытым туманом полям. Его предупреждали, что летом в Майами невыносимая жара. К тому же он боялся амбиций Анны. Он уже не хотел и не мог стать профессором. Фактически у него никогда не возникало желания делать академическую карьеру. Его интересовала не история философии, а вечные вопросы, имеющие на сегодняшний день мало отношения к тому, что называется философией. Мысль о том, чтобы сидеть на кафедре и читать лекции студентам, вызывала в нем ужас. Он вел машину и мурлыкал себе под нос мелодию, которую евреи пели в коженицкой[165] молельне во время третьей трапезы. Мелодии возникали внутри него, и он сам не знал, как. Грейн вспоминал слова, которые вроде бы давно забыл. «Бней гейхоло дихсифин лемехзей зив дизейр анфин…»[166] «Как хорошо было бы, — сказал он себе, — если бы на самом деле существовало все, во что верил святой Ари:[167] ангелы, серафимы, сферы, миры. Для тех евреев небо было полно мудрости, духа, милосердия, света. Еврейская душа играла там главную роль. Каждая выполненная заповедь наполняла все миры божественной радостью. Все было наполнено смыслом. А что такое вселенная Эйнштейна или Эддингтона?[168] Пустое пространство с клубками слепых атомов, которые носятся туда-сюда, мечутся как в лихорадке. Из них в каждом поколении может возникнуть новый Гитлер. Итог всей современной науки таков: у Бога ума меньше, чем у блохи… В Кротон-он-Хадсоне у Грейна был клиент, женщина лет восьмидесяти. Когда-то, лет сорок назад, она была чьей-то любовницей, и тот человек оставил ей дом. Деньги у нее тоже были, и она совсем недавно, когда ей было уже за семьдесят, начала покупать акции „Взаимного фонда“. Было странно слышать, как эта старая женщина разговаривает о политике, о финансовой ситуации, о ее собственных видах на доходы. Она, наверное, совсем забыла о том, что есть такая вещь, как смерть. Она подсчитывала, сколько ее акции будут стоить через десять и даже через двадцать лет. Держалась эта дама прямо, будто метр проглотила. У нее были заостренные, как у рыбы, зубы. Из водянистых глаз смотрело звериное равнодушие. Президент Рузвельт уже умер, но эта старуха все еще проклинала его, обвиняла в дороговизне, инфляции, распространении коммунизма. Она каждый раз напоминала Грейну высказывание Сведенборга:[169] „Глупые души проводят на том свете время в ссорах, драках, пьянстве, разврате“. Кто знает?» Может быть, и акциями там тоже торгуют. Приземленность этой старухи парадоксальным образом подтверждала идею бессмертия человека. На молочной ферме неподалеку от Покипси жил один голландец, мистер Койрк, который провел двадцать лет на Суматре, а во время войны перебрался со своей юной дочерью в Соединенные Штаты. Жена его давно умерла. Он купил эту ферму, но теперь хотел ее продать, потому что она не имела защиты от ядерной атаки. Он хотел поселиться где-нибудь на Среднем Западе, среди маленьких городков, на которые русским не будет смысла бросать атомную бомбу. А пока у него не нашлось серьезного покупателя, мистер Койрк курил свою трубку, читал религиозные журналы и спорил с дочерью, которая каталась с молодыми людьми по кабакам и ночевала с ними в придорожных мотелях. Мистер Койрк часто говорил, что еврейская вера ближе ему, чем христианская, ближе настолько, что он был бы рад, если бы его дочь вышла замуж за еврея, но не одного из этих современных евреев, которые едят свинину и занимаются коммунистической пропагандой, а за еврея, который придерживается старых традиций. Мистер Койрк меньше разговаривал об акциях, каковые он приобретал регулярно, по плану, чем о всякого рода еврейских законах и обычаях. Он засыпал Грейна вопросами: правда ли, что Талмуд велит обманывать христиан? Являются ли хасиды отдельной сектой? Считал ли доктор Герцль себя Мессией? Есть ли у евреев в Америке связь с потерянными десятью коленами, находящимися в Центральной Африке?