— Записываешь? — Гериал повернул голову и посмотрел прямо в камеру. — Ты же собиралась снимать улицы и канал.
— А заодно и тебя, — Каюра не могла спокойно стоять на месте, и картинка постоянно дергалась из стороны в сторону, не давая Рифе как следует рассмотреть отца.
— Зачем?
— По-твоему, дочка не захочет увидеть запись с тобой?
— Каюра…, — Гериал вздохнул, — предупреждать надо.
— Ага, чтобы ты заранее успел сбежать? Рифа, ты только посмотри, он прямо сейчас, не стесняясь, обдумывает план побега.
— Ну что ты такое говоришь? — запротестовал Гериал.
— Так, а ну-ка, подожди, сейчас я его придержу, чтобы он точно никуда не смылся.
Каюра поставила камеру на землю, и теперь Рифа видела только ноги отца и кованные опоры скамьи.
— Каюра, что ты…
Камера затряслась, в кадре появилось предплечье женщины и вьющиеся пряди волос. После нескольких секунд непрекращающегося скрежета из динамиков, все наконец успокоилось, и в кадре снова появился отец, смотрящий в объектив сверху вниз.
— Вот так отлично, — на картинке показалась Каюра — совершенно босая, видать, использовавшая туфли в роли подставки под камеру.
Она вприпрыжку переместилась за спинку скамьи и опустила руки на плечи Гериала, будто тот и правда собирался сбежать.
— Ну скажи дочери хоть пару слов!
— Я скажу их по телефону, когда она сможет ответить.
— Как же с тобой сложно, — Каюра сжала его запястье и помахала рукой мужчины в воздухе. — Привет, Рифа, это твой отец и я. Мы с нетерпением ждем того момента, когда сможем с тобой увидеться. Прилежно учись и во всем слушайся Кирая.
— Каюра, она уже взрослая и сама это прекрасно знает.
— Так скажи ей то, чего она не знает, умник.
Каюра умолкла, молчал и Гериал, и гул вентилятора показался Рифе особенно громким. Затаив дыхание и совершенно забыв о конфетах, она ждала, что скажет отец. Она не знала, почему это так взволновало ее, ведь порой они говорили по телефону часами, и она действительно знала все, и была взрослой. Кирай с этим, конечно, не соглашался, но рядом с ним она была не прочь оставаться маленькой.
— Мы тебя очень любим, милая, — произнес Гериал, вероятно, испытывая ту же неловкость, что и Рифа. Она ссутулилась, прижалась к груди Кирая, но продолжала жадно следить за картинками на шторе.
— Вот молодец! — Каюра ликовала.
— Нет, это все какие-то глупости. Сделай нормальную запись. Про город и канал, как ты и хотела.
— Ага, ага, — она отпустила его и направилась к камере.
— Каюра, я серьезно. И даже не вздумай подсунуть это в ящик!
— Ладно-ладно, не буду ничего подсовывать. Вот упрямый.
Она опустилась перед камерой на колени, заглянула в объектив и, хитро подмигнув, остановила запись. По шторе снова поползли невнятные пятна.
— Ого, — веско изрек Кирай и посмотрел на лицо Рифы, освещенное лучом проектора. — А я думал, что запишут экскурсию по питомнику хассров.
— Не думал ты, — возразила Рифа. — Если бы было про питомник, ты дождался бы утра и не дал бы конфет. Ты сговорился с Каюрой. Отец накажет тебя, когда узнает.
— Ты выдашь меня? — брови церковника удивленно изогнулись.
Рифа, прищурившись, посмотрела на него, а затем сунула в рот сразу две конфеты — по одной за каждую щеку.
— Не-а, — промычала она и энергично замотала головой.
В ящике кроме еще нескольких коробок конфет лежал десяток новых книг, принадлежности для письма и несколько комплектов одежды, которую Рифа с завидной регулярностью сжигала или рвала — разумеется, не специально. Нашлось даже одно платье, зеленое в белый горошек, и парадные туфли ему в тон из мягкой, блестящей кожи.
— Каюра опять прогадала с размером, — произнес Кирай, снимая болтающуюся на ноге девочки туфлю.
— Лучше так, чем маленькие, — она присела на корточки, и поставив локти на колени, подперла подбородок. — Но здесь от них все равно нет толка. А платья — глупость.
— Рифа, ты не будешь сидеть здесь вечно. И если не хочешь, чтобы потом тебя все называли неотесанной дикаркой, ты должна уметь носить и платья и туфли.
— Что там уметь? Это просто красивые ботинки. Вот если бы такие, как носит Каюра, — ее глаза загорелись, и она развела руки, обозначая высоту каблуков.
— Ты еще маленькая, чтобы носить такие.
Рифа показала Кираю язык и, получив подзатыльник, рассмеялась.
Он закончил разбирать первый ящик и отправился на причал за следующими, позволив Рифе крутиться вокруг. Подметив, что сегодня Кирай все ей разрешает, она принялась клянчить у него ящики, нисколько не смущенная тем, что каждый из них доставал ей до груди. Схлопотав еще одну затрещину за излишнюю назойливость, она угомонилась, но ненадолго. Пока Кирай шел по настилу причала, она кидала с берега в воду камни, затем по дороге к дому шла на руках, а на обратном пути — делала колесо.
В итоге терпение Кирая лопнуло.
— Рифа, кто тебя воспитывал?
— Никто, и я не Рифа, я дикий хасс! — она высунула язык, которому явно не хватало длины, чтобы хоть немного походить на хассий.
— Рифа!