Тени Огнедола. Том 4 (СИ)

Девочка притихла. Если Кирай повышал голос, это значило, что она слишком заигралась, и безобразия лучше прекратить. Так что во время походов за оставшимися ящиками, она ограничилась напеванием услышанной по радио мелодии.

Рифа любила слушать радио. Оно всегда говорило с ней разными голосами, которые она очень быстро стала узнавать. Радио пело песни или рассказывало истории — не такие интересные, как рассказывал или читал Кирай, но порой очень смешные. Она хотела увидеть людей, чьи голоса постоянно слушала, но пока это было невозможно. Однако у нее имелась целая коллекция видеокассет на полке в гостинной: с фильмами, которые показывали в кинотеатрах Огнедола, и теми, что были сняты специально для нее одной.

— Рифа.

Строгость, с которой позвал ее Кирай, означала, что она снова сделала что-то не так. Но ведь она даже петь перестала, что на этот-то раз?

— Сколько сейчас времени? — спросил он, и девочка, тихо ойкнув, бросилась в свою комнату.

Шесть тридцать. А это значит, что она должна: заправить кровать, сделать зарядку — и неважно, что за сегодня она, разве что не кувыркалась — принять душ, почистить, как следует, зубы, причесаться, одеться, обуться, и сесть на свой стул за столом ровно в семь и ни минутой позже, если она не хочет напроситься на выволочку.

«Рифа — ребенок, а не послушник Соборного», — как-то услышала она слова Каюры, когда та, внимательно выслушав распорядок дня Рифы, попросила позвать Кирая к телефону.

Глава Длани еще долго отчитывала серого, как сухой камень, церковника, нисколько не реагируя на возражения Гериала, чей голос время от времени доносился из трубки. Рифа подслушивала, притаившись за углом. Тогда ей только исполнилось пять, и она еще не понимала многих вещей, которые говорила Каюра, но судя потому, как мрачнел Кирай, говорила она что-то совсем плохое.

Когда Кирай повесил трубку, Рифе захотелось обнять его, что она сразу и сделала со всей своей детской непосредственностью.

На следующее утро Кирай не стал ее будить. Однако быстро привыкающая к любым правилам, Рифа проснулась сама всего на пять минут позже положенного времени, прошлепала босыми ногами в ванную, где ее и нашел Кирай, когда она из-за спешки упала с табуретки и сломала раковину.

Он пытался объяснить ей, что больше не нужно рано вставать, что она может просыпаться тогда, когда хочет и заниматься тем, чем нравится, если это, конечно, не что-то плохое. Кирай втолковывал ей это несколько дней к ряду, пока она упрямо продолжала следовать установленному им ранее графику. Он даже попытался обмануть ее, придумав новый, но она только обиделась, расплакалась, стукнула его ногой и, шмыгая носом и вытирая кулачками слезы, ушла читать вслух, что она и должна была делать каждый день в одиннадцать.

В следующий раз, когда Рифа услышала в трубке голос Каюры, она потребовала у той не запрещать Кираю с ней играть. Сказала, что его она любит, а Каюру никогда в жизни не видела, и кто она вообще такая знать не знает и не захочет знать, если та не прекратит обижать ее опекуна. Конечно же Рифа ничего этого не помнила, но Каюра время от времени сквозь смех припоминала ей, как пятилетняя малявка ругалась и кричала на главу Длани. И всякий раз Рифе становилось стыдно, но в глубине души она радовалась, что у нее хватило смелости защитить Кирая.

Рифа успела к завтраку раньше назначенного времени, и ей посчастливилось наблюдать, как Кирай готовит омлет. Утро было бы идеальным, если бы под конец завтрака она не разбила свою чашку. Кипяток, ожив, выскочил из нее, угодил на руку девочки, забрызгал свежевыстиранную кофту и пол.

— Кирай, прости, пожалуйста, я все уберу!

Рифа соскочила со стула и бросилась к раковине за тряпкой. Она всегда пугалась, когда ее сила просыпалась внезапно.

— Погоди, — церковник поймал ее на полпути за локоть и притянул к себе. — Сильно обожглась?

Рифа посмотрела на руку. Она слабо чувствовала боль, а обваренная кожа быстро возвращалась к прежнему светлому состоянию.

— Нет, — она покачала головой и глянула на Кирая исподлобья, опасаясь, что тот будет ругаться.

— Тогда хорошо, — он улыбнулся и отпустил ее руку. — Доедай омлет, я сам уберу.

Притихшая, Рифа вернулась за стол.

— Значит, сегодня вода, да? — спросил Кирай, когда она, закончив завтракать и тихо помыв тарелку, собиралась уйти переодеться.

Посмотрев на церковника, Рифа поняла, что тот совершенно не злится.

— Да, вода, — радостно выпалила она и бегом унеслась наверх.

Сперва Рифу ждало занятие по счету, правописание, чтение и урок истории, а еще полдник и физические упражнения. Сложнее всего было во время последних, когда ей пришлось наворачивать круги по берегу под жарким солнцем и не пытаться освежиться в манящей воде. Но Кирай бежал с секундомером рядом, и любое баловство было бы тут же раскрыто и наказано.

— Последний круг, Рифа, — сообщил он, когда они пробежали мимо покатого валуна, служившего точкой отсчета.