Тени Огнедола. Том 4 (СИ)

Да, скорее всего глава Длани смогла добраться до Безвременья за столь короткий срок, потому что бежала, а не воспользовалась каким-либо транспортом. Во всяком случае Кираю казалось, что он добрался до гостиницы, в которой остановилась Рисса, за какие-то жалкие пять минут, тогда как здание находилось на другом конце Безвременья — в новых кварталах, построенных уже после того, как город вынырнул из глубин.

— В каком она номере?! — влетев в гостиницу, он швырнул в лицо администратора вопрос.

— Прошу прощения, я не понимаю о чем…, — сухопарый мужчина с перепуганными мышиными глазами выронил ручку, которая, пользуясь моментом, быстро закатилась под стол.

— Рисса! Девушка-маг из воздушных кочевников, из корпуса иллюзионистов. Она заселилась несколько дней назад!

— Простите, я не могу разглашать информацию о…, — заплетающимся языком начал администратор. Его пальцы нервно теребили страницы учетной книги.

— Двадцать вторая, — подал голос один из стоящих неподалеку парней.

Все остальные присутствующие в холле, благоразумно хранили гробовое молчание и лишь многозначительно переглядывались, готовые принять соответствующие меры, если ситуация выйдет из-под контроля. Но заговоривший, как и Рисса, учился в корпусе иллюзионистов, и помнил церковника с тех пор, когда тот прилетал со своей группой на парящий в небе остров.

— По лестнице налево, первая дверь, — добавил парень.

Кирай бросился наверх. Сердце грохотало в груди, а легкие шумно гоняли воздух туда-сюда, будто он был простым человеком, способным запыхаться от пятиминутной пробежки.

— Рисса! Рисса, ты меня слышишь?!

Он застыл у порога, выждал полторы секунды и, не услышав по ту сторону какого-либо движения, вышиб дверь плечом.

— Рисса! — он ринулся было в комнату, но остановился на полпути, почувствовав на коже влажное дыхание ванной комнаты.

Кирай повернул голову. Медленно, точно в полусне, шагнул в пахнущее мылом неосязаемое облако.

Рисса лежала в заполненной до краев ванне и, казалось, дремала.

Кровь. Там было так много крови. Словно нерадивая доярка разбила кувшин с молоком, а затем еще один и еще. Она все била их и била, будто ненавидела и коров, и людей, и молоко. Только молоко было красным и холодным, и почему-то пахло, как увядшие васильки.

* * *

Рифа проснулась в холодном поту. Ночнушка, простынь и даже одеяло насквозь промокли, будто их только что вытащили из заполненной красным молоком ванны.

Широко распахнув глаза, девочка зажала ладонями рот, чтобы не закричать.

Не сон. Это был не сон, а воспоминания, которые ее отец запер в голове Кирая. Ее ментальная сила не пыталась читать мысли, она только нападала и никогда не задавалась вопросами «на кого» и «почему». Но сегодня что-то изменилось. Что-то произошло, что сорвало замки с петель и показало то, что Рифе не следовало видеть.

Она знала, что при рождении убила свою мать, как и многих других магов, в том числе и близких Кираю людей. Никто не скрывал от нее этого, напротив, стоило ей осознать, что у детей должно быть двое родителей, и спросить у Кирая, где ее мать, он все рассказал и объяснил, что в случившемся нет вины Рифы. Нет ее и в том, что отец не может сам заботиться о ней, иначе его, как и всякого владеющего магией, сила Рифы попытается убить.

С самого детства ей прививали мысль, что она не должна винить себя. Ведь никто другой ее не винил. Однако ее долгом было добросовестно учиться и взять свою силу под контроль, чтобы никому больше не причинить вреда.

…Кровь. Там было так много крови. Словно нерадивая доярка разбила…

Рифа потерла кулачками глаза и болезненно сглотнула, пытаясь избавиться от разрастающегося в горле кома. Ей нельзя плакать. Если она заплачет, Кирай точно услышит и проснется. Нельзя плакать, только не здесь.

Отодвинув одеяло в сторону и кусая губы, Рифа на цыпочках прокралась к окну, открыла его и выбралась наружу. Спустившись на землю, она стремглав бросилась к причалу. Куда угодно, только подальше, чтобы не разбудить Кирая. Она не сможет его обмануть, ведь обманывать плохо. Ей придется все рассказать, и она снова увидит тот страшный, мертвый взгляд, которым он смотрел на фотокарточку с фасадом Академии Картильи.

Вспомнив островерхий шпиль башни, Рифа расплакалась. Она бежала вниз по склону, а льющиеся ручьем слезы застилали глаза, и она споткнулась, кубарем покатилась вниз. Тут же вскочив, девочка испуганно посмотрела на дом и побежала дальше.

Рифа забилась под деревянный настил у берега, там, где ее рыдания заглушал прибой.

Клятый ребенок. Каюра называла ее клятым ребенком. Как же иначе, ведь она убила свою собственную мать, забрала близких людей у всех, кто о ней заботился, ранила Каюру, отца и даже тетю Нерин. Но у них не осталось иного выбора, кроме как сохранить ей жизнь. Рифа была частью наследия Первого, а значит, ее жизнь — неприкосновенна, чтобы она ни натворила. Клятая жизнь клятого ребенка.

Она все плакала, а шелест прибоя пытался утешить ее. Увещевал ее, звал, все отчетливее и отчетливее, пока не прозвучал совсем ясно:

— Рифа.