Тени под водой

Эвелин не виделась с сестрой вот уже пять лет, столько же не разговаривала по телефону и не писала писем, хотя сама получала от Грейс открытки на день рождения, День Благодарения и Рождество. Свою племянницу она и вовсе видела лишь на единственной фотографии, которую мать переслала в «Facebook» спустя год после рождения Эммы. Один взгляд на улыбающуюся малышку в розовом комбинезоне заставил Эвелин разразиться слезами умиления, злости и боли.

Как бы она хотела познакомиться с племянницей, подержать её на руках и завалить подарками, вызвав ужас её родителей. Но Эмма наверняка даже не знала, что где-то там, на востоке, живёт её добрая тётушка, которая оборвала все связи с прошлой жизнью.

Сейчас Эмме четыре. Она больше не носит тот розовый комбинезон, обросла копной тёмных волос, точь-в-точь как у её матери, и вместо младенческого лепета выдаёт умные мысли.

Эвелин трясло, и турбулентность тут была не при чём. Пять лет она знать не хотела свою сестру, а теперь может никогда не узнать. Ведь люди не исчезают просто так.

Глава 2

– О, Эви, ты приехала!

Едва отворив дверь, Мэри Хартли кинулась на шею к младшей дочери и повисла на ней, как на спасательном круге в открытом океане. Исхудавшее от переживаний тело матери дрожало. Это чувствовалось даже через плотную ткань пальто, которое Эвелин захватила с собой. Погода в Сент-Клере сильно отличалась от тёплой осени Атланты. Температура здесь всегда падала стремительней, а с северных берегов озера Гурон залетали колющие морозом ветра.

В аэропорту Детройта Эвелин посчастливилось встретить пожилого мужчину, который держал путь в Мэрисвилл, что чуть дальше от Сент-Клера, если ехать по шоссе 94. Он-то и подхватил попутчицу прямо у аэропорта и скрашивал одиночество историями из своей жизни. Мужчина довёз её до самого дома матери, не принимая никаких возражений и приговаривая, что в его-то годы ему уже некуда спешить.

Пока старенькая «хонда» медленно ползла по таким знакомым и таким неизвестным улицам Сент-Клера, Эвелин погрузилась в тяжёлое молчание.

– Вы ведь должны радоваться, что вернулись в родные места. – Подметил мужчина. – Нет места лучше дома.

Это могло бы быть правдой, если бы Эвелин не лишилась этого дома ещё шесть лет назад. Они проезжали мимо старшей школы, где Эвелин кружилась в танце в своём персиковом платье с пышной юбкой на выпускном вечере. Мимо «McDonals’s», в котором они с Беном заказывали по две порции картошки-фри и забывали про бургеры. Мимо кладбища Хилсайд, где покоились её дедушка с бабушкой. Эвелин даже на секунду уловила на себе их взгляд с мраморного памятника, покрывшегося мхом.

За шесть лет городок почти не изменился, но изменилась сама Эвелин.

Мужчина даже не взял платы за бензин и помахал на прощание, будто старой знакомой. Попрощавшись с добрейшим человеком за рулём «хонды», Эвелин ещё долго стояла перед домом, в котором провела всё своё детство. И те месяцы скорби после расставания с Беном. Ноги никак не могли подняться на крыльцо, а руки – повернуть ручку двери. Она не была здесь четыре года и сомневалась, что дом ждёт её с распростёртыми объятьями.

Но мама ждала.

Она хлопотала вокруг, заваривая чай и намазывая белый хлеб арахисовым маслом.

– Прости, дорогая, в последнее время мне было не до готовки. – Извинялась Мэри, усаживая дочь за стол. – Ты, наверное, проголодалась с дороги.

Когда-то Эвелин обожала сэндвичи с арахисовой пастой, но сейчас кусок не лез в горло. Мешал нервный ком, который стоял там с момента въезда в город.

– Не беспокойся, я перекусила в самолёте.

«А кухня-то поизносилась», – подумала Эвелин, оглядываясь кругом. Впрочем, как и весь дом. Краска на шкафчиках ободралась, дверцы скрипели, когда Мэри открывала их, чтобы достать чашки, две из четырёх конфорок на плите не работали. Этому дому явно не хватало мужской руки. Хотя так было всегда, сколько Эвелин себя помнила. Ещё с тех пор, как отец оставил их и уехал в неизвестном направлении.

Мэри нервно накрывала на стол те жалкие крохи, что затерялись на полках холодильника. Её руки дрожали от беспокойства за старшую дочь, но она как могла старалась показать искреннюю радость от приезда младшей.

– Тут сахар… и сливки, сейчас закипит чайник…

– Мам. – Эвелин коснулась постаревших пальцев матери, заставив её застыть с сахарницей в руках. Этот маленький жест высвободил всё горе, которое Мэри тщательно скрывала в себе. Женщина обессиленно рухнула на стул и зарылась лицом в ладони.

– Прости меня, девочка, я сама не своя.

– Это нормально. У тебя пропала дочь.

А у неё пропала сестра. Но как не крути, два этих события были совершенно не равнозначны.

– Я не знаю, что мне делать, Эви. – Слёзно пожаловалась Мэри.