Тени прошлого

– Не буду. О чем ты хотел поговорить со мной?

– О тебе.

– Что тебя интересует?

– Все.

– Все я и сам не знаю.

– Расскажешь, что знаешь. Откуда родом, где учился, есть ли родители в Союзе, кто они, как попал сюда, участвовал ли в боевых действиях?

– Зачем тебе это?

– Отвечай!

– У меня сильно болит голова.

– С дочерью говорил, со мной не хочешь?

– Не могу. Болит голова.

– Я пришлю к тебе санитара. Он, конечно, не врач и даже не фельдшер, прошел только курсы санинструкторов, но поможет тебе. Потом поговорим. Советую сменить тон, лейтенант. Ты не можешь диктовать мне условия.

– Я ничего не диктую. О каких условиях ты говоришь? Хотя не отвечай, не надо, лучше действительно пришли санитара.

Табрай нагнулся к Козыреву.

– Ты должен усвоить, гяур, что твоя жизнь в моих руках. Захочу, будешь жить, не пожелаю, сдохнешь точно так же, как твои однополчане. Но они отправились на небеса, ничего толком не поняв, ты же будешь умирать медленно и мучительно. Не вынуждай меня. Да, мы привезли тебя сюда и оказали помощь. Но это еще не значит, что я решил подарить тебе жизнь. А санитар будет. Как и разговор. – Он поднялся и вышел из сарая.

Козырев отвернулся к стене. Угрозы главаря на него не подействовали.

«Убивать не станет, раз привез сюда, – подумал пленник. – Какие-то свои цели преследует. Если только не задумал провести показательную казнь. Это душманы практикуют часто. Об этом еще в штабе округа на лекциях предупреждали. Но для меня казнь – избавление. Пусть мучительное.

Впрочем, сейчас во мне проснулось желание жить, и причиной тому девушка Ламис, дочь этого чудовища. Она так похожа на Ольгу. А может, это обманчивое впечатление?

Все очень неожиданно. И светло. Да, именно так. Она появилась, и в сарае стало светлее. Что это такое?»

Его размышления прервал гортанный голос. Пришел тот человек, который вытаскивал из него осколки. Он что-то говорил на своем языке.

Санитар сделал ему укол. Потом он осмотрел раны пленника, что-то сказал, собрал свою сумку и вышел из сарая.

Вновь появился главарь. Какой-то парень поставил перед топчаном табурет.

Табрай присел, отпустил слугу, посмотрел на лейтенанта и спросил:

– Ну так что, Михаил Козырев, будем говорить?

Лейтенант вздохнул.

– Придется.

– Я задал вопросы, отвечай!

Козырев рассказал о себе, опустив лишь свои отношения с Ольгой. О ней теперь надо было забыть. Со вчерашнего дня у нее началась новая жизнь. Да и у него тоже.

Табрай выслушал и уточнил:

– Так ты воспитывался в детском доме?

– Да.

– Родителей не помнишь?

– Нет. Я всегда был один. Оттого и пошел сначала в суворовское, а затем в военное училище.

– Сюда попал по своей воле?

– Ты неплохо говоришь по-русски. Учился у нас?

– Это не имеет отношения к нашему разговору. Я спросил, ты попал в Афганистан по своей воле?

– Да.

– Мог отказаться?

– Мог. Но не отказался.

– Почему? Хотел повоевать?

– Офицер должен быть там, где идет война, а не отсиживаться в тылу.

Табрай хмыкнул и спросил:

– На войне? Даже если она захватническая?

Козырев взглянул на Табрая.

– Кто кого захватил?

– Не задавай глупых вопросов. Сам все прекрасно понимаешь.

– Понимаю. Замечу, что советские войска находятся здесь по приглашению законного правительства.

– Правительства, устроившего переворот?

– Революцию.

– Ты член партии?

– Да.

– По убеждению?

– Не знаю, возможно.

– Но сам вступил в КПСС, никто тебя не заставлял?

– Это как посмотреть. В военном училище старались как можно больше курсантов принимать в партию. Политорганы считали, что командиры должны быть коммунистами. Без членства в КПСС продвинуться по службе невозможно.

– Да, знаю.

Козырев нашел в себе силы, приподнялся и спросил:

– Скажи, командир, зачем ты взял меня? Почему не добил? Хочешь иметь заложника, чтобы при случае обменять на кого-то из своих, попавших в плен? Или заставишь работать где-нибудь на руднике? Учти, это у тебя не получится.

– Что конкретно? Обменять на своего или заставить работать?

– Ни то ни другое.

– Заставить работать, возможно, и не получится. Я много повидал русских, знаю, что вы лучше подохнете в зиндане, чем станете рабами. Не все, конечно, хотя ты относишься к тем, кто предпочтет смерть. А вот обменять?.. Ты не нужен своим?

– Я не тот, на кого можно обменять какую-то вашу важную фигуру. Да и зачем советскому командованию предатель?

Табрай удивленно поднял брови.

– Ты предал своих? Что-то я этого не заметил. Может быть, сотрудничал с нашими?

– Нет, я никого не предавал, ни с кем не сотрудничал. Но из меня сделают предателя. Так проще для политорганов и особого отдела. Даже не предателя, а труса, который сдался, когда погибали его подчиненные. Доказывать обратное некому. Так что если ты рассчитывал на что-то в отношении меня, то зря. Если же ты считаешь, что я буду воевать на вашей стороне или натаскивать новобранцев, то ошибаешься. Я не стану этого делать. Кстати, как мне тебя называть?

– Господин Табрай.

– У меня никогда не было господ. И не будет.

– Хоп! Тогда по имени, Амир. Ничего не имею против.

– К чему все эти базары, Амир? Прикажи своим людям расстрелять меня.