Тени прошлого

Опасения были не напрасны. Мы только покинули деревню, как из кустов на окраине луга выскочил мутохряк-перволеток. Монстр уже успел познакомиться с людьми и знал, к чему приводят такие встречи: на шкуре виднелись следы засохшей крови и чёрные дырки пулевых отверстий. Поначалу зверь бросился к нам, но, услышав грохот выстрела, поспешил убраться в сторону.

Через несколько секунд на лугу раздалось шипение, а потом прогремел громкий хлопок: разрядившаяся аномалия подбросила мутанта в небо. На высоте десяти метров чудовищная сила раскрутила визжащего борова, послышался хруст ломаемых костей, сочащаяся из ран кровь окутала мутохряка багряной сферой. Визг перешёл в хрип, вскоре сменившийся громким бульканьем. Раскинув ноги в стороны, мёртвый мутант ещё какое-то время вращался, пока ловушка с треском не разорвала его на части.

Дождь из кровавых останков обрушился на землю. Долетело и до нас. Что-то тяжёлое ударило меня по темечку, хлопнулось в траву перед ногами.

– Да ты, паря, везучий, ёксель-моксель! – воскликнул Байкер, скидывая мою руку с плеча. – «Разрядник» тебя не берёт, мутанты в стороны шарахаются, артефакты сами с неба падают.

Он наклонился, чтобы подобрать жёлтый с красными и белыми прожилками предмет, схожий по форме с лопаточной костью.

– Это «окорок» – довольно редкий, но не уникальный артефакт. Леший за него тысячи три даст, не больше. Пойдёт в уплату твоего долга, – заявил Байкер, снимая рюкзак.

– Какого долга? – опешил я и от неожиданности встал на обе ноги. К счастью, чувствительность к моей онемевшей конечности почти вернулась, и я не грохнулся наземь, а остался стоять на месте. Правда, под кожей будто забегали тысячи агрессивных муравьёв: мышцы ноги горели, а зуд, казалось, вот-вот сведёт меня с ума.

– А ты думал, я тебе снарягу и оружие по доброте душевной подарил? – сказал Байкер, вынимая из рюкзака знакомый мне контейнер. Щёлкнув замками крышки, проводник сунул находку в свободный слот, запихал заполненное наполовину хранилище в мешок. Застегнув клапан рюкзака, закинул его за спину и, видя, что я уже свободно стою на ногах, двинулся вперёд, не предлагая помощи. – Ты мне за всё заплатишь, ёксель-моксель. Весь добытый тобой хабар пойдёт в уплату долга, а как рассчитаешься – общую прибыль пополам.

– Справедливо, – кивнул я, шагая за ним. Нога ещё зудела, и я немного её приволакивал, но идти было можно. К тому же сталкер не ускорял шаг: то ли так проявлял обо мне заботу, то ли выбирал безопасный маршрут.

Остаток пути до шоссе прошёл без приключений, если не считать огромный крюк, который мы сделали, огибая скопление аномалий вокруг оврага. Глубокий и ровный, он напоминал сделанный рукой хирурга разрез. На дне длинного углубления что-то громко булькало и вздыхало. Оттуда поднимались желтоватые испарения, и, когда ветер менял направление, доносился едкий химический запах, от которого першило в горле, а на глаза наворачивались слёзы.

Как Байкер и обещал, на шоссе мы вышли через час. Едва под ногами оказался присыпанный палой листвой растрескавшийся асфальт, я оглянулся: небольшой лужок с разбросанными там и сям кустами и деревьями; аномалии выдают себя проплешинами примятой и скрученной травы, столбами дрожащего воздуха и вихревыми воронками с кружащими в них обрывками стеблей и обломками веточек. «Хороший у меня учитель, – подумалось мне. – Уже на глаз, без приборов, могу большую часть ловушек различить!» На горизонте столпились полуразрушенные домишки и будто прощались с нами, глядя подслеповатыми глазами выбитых окон. «Расстояние-то – всего ничего, даже километра не будет, а сколько времени угрохали, – заметил я. – Да уж, с такой скоростью далеко не уйдёшь, а торопиться – себе дороже. Как говорил доморощенный стритрейсер Антоха Дружинин: “Быстро едешь – тихо несут”. Хотя в нашем случае правильнее сказать: “идёшь”, но смысл-то от этого не меняется. Разве что здесь нести некому: влетишь сдуру в какую-нибудь аномалию или на мутняка, а может, и на бандюков нарвёшься – и всё, так и останешься непогребённым на заражённой землице лежать. Потом вороны проклятые да твари всякие на обед со всей округи соберутся, косточки дочиста обглодают. И будут мои останки покоиться в этом аду, пока дождь, солнце и ветер не превратят их в пыль. Ибо в Библии давно сказано: “…прах ты и в прах возвратишься”. Аминь!»

– Эй, журналист, ты чё там, молишься, что ли? – тряхнул меня за плечо проводник.

Видимо, я произнёс последние слова вслух. «Надо же, раньше за собой такого не замечал, – смутился я. – Надо усилить контроль над мыслительными процессами, а то озвучу случайно что-нибудь из сокровенного, – потом проблем не оберёшься».

– Ты, эта, ёксель-моксель, тогда и за меня попроси, сам-то я не умею, да и не верю ни во что, если честно, – сказал Байкер и двинулся к стоящему на краю шоссе ржавому БТРу.