Я подошёл к нему. Встал рядом с врытым в землю столбом, на который опирался покатый навес, где когда-то хранили дрова, о чём говорили втоптанные в грунт щепки, куски коры и белые клочки берёсты. Я опёрся плечом о бревно, окинул взглядом компанию: все в лёгких комбезах «Восход», сумки с противогазами на правом боку, за спиной у каждого автоматный ствол. Оказывается, я почти не ошибся, когда по голосам нарисовал в уме образы этих сталкеров.
– Знакомьтесь. Паря. – Арамис сделал короткий жест в мою сторону. – Паря, это Бульбаш. – Повёрнутой к небу ладонью мой провожатый показал на рослого белоруса, крупного, как медведь, с соломенными усами до самого подбородка и ясными, словно майское небо, глазами.
– Приятно, – пробасил здоровяк, кивая мне, словно мы были старыми знакомыми.
– Это Копчёный. – Рука Арамиса сдвинулась вправо на четверть воображаемого круга и остановилась напротив следующего сталкера. Этот кадр и в самом деле походил на уголовника жилистой фигурой и тёмным костистым лицом. Только вот татуировок на нём не было, хотя, может быть, они прятались под одеждой.
– Привет, малой, – проскрипел Копчёный, чиркнув слюной сквозь зубы в костёр.
– А я Гиви, брат, – широко раскинул руки высокий грузин, внешне похожий на парня из польского кино про танкистов и собаку. Он и в самом деле улыбался во весь рот, вот только зубы у него были свои, а не золотые.
– Ещё пару дней назад этот хлопец работал отмычкой у Байкера, а теперь почти стал настоящим охотником за артефактами. Осталось пройти завершающую стадию КМС, и можно в одиночку отправляться хоть к ЧАЭС, хоть к нюхачу на кулички, – сказал Арамис, присаживаясь на приставленную к стене амбара кряжистую тюльку.
– Чего стоишь, Паря? В ногах правды нет, – проскрипел Копчёный. – Сядь, не мозоль глаза. – Он кивнул в сторону поставленного на попа деревянного ящика из-под пива.
Я последовал его совету. Ящик жалобно скрипнул под моим весом, чуть наклонился вбок, но всё-таки выдержал.
Пока я усаживался, бродяги Зоны занимались своими делами. Копчёный наблюдал за танцами пламени, Бульбаш перебирал струны, наигрывая незнакомую мне, но очень приятную мелодию, а Гиви вернулся к жарившейся на костре половине кабаньей туши. Он медленно крутил вертел, следя за тем, чтобы скворчащее над огнём мясо не обугливалось, а равномерно покрывалось румяной корочкой. Арамис флегматично покусывал сорванную травинку, задумчиво глядя на плывущие по небу облака.
День стоял на удивление прекрасный: тёплый, солнечный, без намёка на скорый дождь или унылую хмарь. Я не так много времени провёл в Зоне, но уже успел познакомиться с характером местной погоды. Она больше смахивала на осень в средней полосе, а здесь, в лагере, – такой подарок. Даже неожиданно как-то. Хотя и у нас в это время года у природы случаются просветления: бабье лето, например.
Пауза затянулась. Я решил нарушить общее молчание и спросил, ни к кому специально не обращаясь:
– А что такое КМС?
– Курс молодого сталкера, – пояснил Арамис. Вытянув длинные ноги, он закрыл глаза, прислонился затылком к стене, подставляя лицо ласковым лучам солнца.
– А что он, этот курс, из себя представляет?
– Завтра узнаешь, – проскрежетал Копчёный, подобрал сучок с земли и пошурудил им в багряных углях. Сноп искр взметнулся в небо роем испуганных мотыльков.
– Эй, ты что дэлаешь, а? Пэпел будет на зубах хрустеть. Нехарашо, – запричитал грузин, отмахиваясь от искр, словно от налетевших мух.
– Нормально всё, Гиви, не переживай. Твоё мясо ничто не испортит. Хоть в песке его вываляй, хоть на землю брось, всё равно это будет лучшее жаркое в мире, – успокоил его Копчёный и снова повозил кривой палкой в костре. Потом достал из нагрудного кармана сигарету, прикурил от тлеющего кончика ветки. Выпустил в небо струю дыма, бросил хворостину в огонь.
Гиви что-то пробормотал на родном языке и снова принялся крутить вертел.
– Бульбаш, спой нам что-нибудь, – попросил Арамис. Он уже открыл глаза и теперь вместе со мной наблюдал за тем, как корчится в огне ветка, меняя цвет с тёмно-жёлтого на серый.
– А что вам сбацать, ребята?
Со всех сторон посыпались заказы. Я нисколько не удивился, услышав хриплый голос Копчёного: «Мурку давай! Мурку!» Странно было бы, закажи он какую-нибудь легкомысленную хрень вроде «Я его любила-ла-ла-ла». А вот Гиви меня поразил. Я думал, он попросит сыграть что-то из репертуара Кикабидзе (родная кровь всё-таки), а он захотел послушать песню Цоя «Звезда по имени Солнце».
Хотя удивляться мне надо было совсем другому. Реальность-то – параллельная, отделившаяся от нашей в восемьдесят шестом, а Цой выпустил эту песню в мир на три года позже. Вопрос знатокам: каким образом произведение из одной реальности стало известно слушателям другой? Минута пошла.