Тени прошлого

Сам дом был довольно просторным, но невыразительным. В нем жили с 1660-х годов, но все, что осталось от того периода, – консольная лестница, самый примечательный элемент всего интерьера. Здание реставрировали дважды, в 1750-х – хорошо и в 1900-х силами вновь прибывших и полных энтузиазма Белтонов – плохо. В конце 1940-х годов взрыв оптимизма у деда Эндрю снес служебное крыло, передвинул кухни на место бывшей утренней комнаты и преобразовал большой зал в библиотеку. В результате главный вход переместился за угол, в сторону от главного портика, и нынешняя входная дверь вела гостя к лестнице по некоему туннелю, подходя к ней сзади под странным углом. Бессмысленно сражаться с архитектурой дома, и Уэверли не был исключением из правил. Комнаты тасовали как попало, меняя их ролями, так что в конце концов столовая оказалась уставлена диванами, а гостиная набита столами и стульями. Огромные камины неожиданно стали отапливать крошечные кабинеты, а изящные украшения интерьера спальни оказались на стенах полупарадного бального зала. Не улучшало переделки и время, на которое пришлись работы: послевоенные годы, когда доступность строительных материалов была ограниченна, так что всё ухитрялись делать из фанеры и раскрашенного гипса. Но были и положительные перемены. Потеря большого зала виделась безнадежной, она нарушила гармонию всего первого этажа, но сменившая зал библиотека оказалась очень удачной, и комната для завтрака была очаровательна, хотя и тесновата. В доме царило ощущение потерянности и недоумения, как у частного дома, слишком поспешно переделанного под отель, где комнатам не дали времени привыкнуть к новому назначению. Эндрю, естественно, считал, что это дворец и каждому посетителю повезло не меньше, чем крестьянину из Наньчана, которому дозволено узреть несколько мгновений славы Запретного города.

Выехать из Лондона в пятницу днем оказалось, как всегда, убийственно, и когда я наконец приехал и, пошатываясь, вошел с чемоданом в коридор, было уже шесть часов вечера. В дверях появилась Серена. Она встречала меня, одетая в рубашку и юбку, – просто и сногсшибательно.

– Бросай все сюда. Потом поднимешься. Пойдем выпьем чая.

Я пошел вслед за ней в комнату, оказавшуюся библиотекой, и в мою сторону повернулись несколько лиц. Помимо Кандиды, там были и другие, но прежде всего я заметил уже помрачневшего Эндрю, изо всех сил старающегося показать, что поглощен журналом «Сельская жизнь».

Одну пару, Джеймисонов, я несколько раз встречал в Лондоне, а вторая, энергичная пара из Норфолка, Хью и Мелисса Пебрик, чья жизнь состояла лишь из фермерских забот, стрельбы по живым существам и ничего больше. Все они были какими-то знакомыми старой подруги моей матери, так что с этой стороны я серьезных неприятностей не предвидел.

– Хочешь чая? Или возьмешь себе наверх чего-нибудь выпить? – спросила Серена, но я отказался от того и другого и сел на диван рядом с Кандидой.

– Чувствую себя очень виноватой, – сказала она. – Когда я вернулась, автоответчик мигал, как иллюминация в Блэкпуле[68]. Сперва подумала, что я выиграла в лотерею, не иначе. Или кто-нибудь умер. Но оказалось, что все от тебя.

Кандида постарела некрасиво, не так, как Серена. Волосы поседели, а лицо было грубое, морщинистое и еще краснее, чем раньше, – не стану размышлять о причинах. В целом в отличие от кузины она выглядела на свой возраст, но манеры очень отличались от тех, что были раньше, и на первый взгляд существенно улучшились. Кандида казалась намного спокойней – нет, просто спокойной. Как говорят французы, bien dans sa peau[69]. Я даже потеплел к ней, чего никогда не было в наши молодые годы.

– Боюсь, что я перестарался. Прости.

Она помотала головой, предлагая избавить нас от необходимости извиняться.

– Надо мне его выключать, когда уезжаю. По крайней мере, люди будут точно знать, что я не получила сообщение, а не будут гадать, что да как.

– Что ты делала в Париже?

– Да просто дурака валяла. У меня внучка помешана на искусстве, и я уговорила ее родителей позволить мне отвезти ее в музей д’Орсе. Конечно, как только мы оказались в Париже, то минуты три потратили на музей, а остальное время – на шопинг. – Кандида улыбнулась, но теперь ей было интересно узнать, в чем дело. – Ну и что это была за великая новость? Серена сказала, что ты приедешь в качестве посланника всемогущего Дэмиана.

– В каком-то смысле… Да нет, все правильно.

– Ты разыскиваешь его друзей из прежних времен.

– Вроде того.

– Мне льстит, что я в их числе. Кого ты уже повидал? – (Я рассказал.) – Теперь уже не так льстит. Какой причудливый список… – Она еще раз мысленно перебрала имена. – Они ведь все были тогда в Португалии?

– Все, кроме Терри.

Кандида задумалась.

– Тот вечер – это, конечно, совсем отдельная история. – Она перевела на меня взгляд, приглашая к воспоминаниям. – Мы когда-нибудь о нем говорили?

– Толком – нет. После возвращения мы почти не встречались.

– Да, ты прав… Терри Витков! – скривилась Кандида. – Надо же, и она подружка Дэмиана. Я считала, у него вкус получше!

– Да уж! – развеселился я.